Поэтому такие справки были буквально у всех крестьян: формально срок ее действия составлял три месяца, но никто особо на дату выписки внимания не обращал – но тем не менее мужики старались всегда иметь при себе «актуальную бумагу». А с такой справкой мужик мог и в город перебраться без каких-либо проблем. Если он, конечно, в городе находил работу.
Но в городе у мужика-то жилья своего как правило не было, так что тут было два варианта: найти работу с предоставлением этого самого жилья (хотя бы общежития) или жилье просто снять. В стране было три вида жилья: личные дома, служебное и «муниципальное». И разница между ними была кардинальная, и «самая большая разница» была у жилья служебного. Оно предоставлялось работнику исключительно на время его работы (таким обеспечивали тех же милиционеров, дворников, еще ряд категорий работников – главным образом на железных дорогах) – но когда трудовые отношения человека с предприятием заканчивались, он был обязан немедленно это жилье освободить, невзирая ни на что. К этой же категории жилья относились и общежития, но из общежитий, принадлежащих предприятиям, при завершении «трудовых отношений» людей выселяли в день увольнения, а вот из общежитий «горсоветовских» выселение производилось по немного другим правилам и с кучей ограничений. Только вот «горсоветовских» в стране было немного...
Ко второй категории относилось жилье «муниципальное», и тут были как квартиры в многоквартирных домах, так и отдельные дома – и это жилье в основном предоставлялось людям предприятиями, но уже на условиях «пожизненного найма». Строилось оно в основном за счет промышленных предприятий города и квартиры работникам предприятий и выдавались – тоже в основном. Но уже во время строительства часть квартир (или домов) передавалась местным властям – и эта часть выдавалась работникам «социальной сферы»: врачам, учителям, тем же милиционерам, работникам коммунальных служб, которые все такие квартиры обслуживали.
Наконец, были и «частные» дома, являющиеся личной собственностью владельца. От прочих они отличались лишь тем, что все заботы по поддержанию дома в приличном состоянии возлагались на владельца, но он имел полное безоговорочное право дом свой продать, причем по любой цене и кому угодно. Не совсем кому угодно, иностранцам дома продавать запрещалось – но это было единственным исключением.
С пропиской было еще интереснее: очень жесткие правила прописки имелись лишь в нескольких больших городах (в основном в Москве и Ленинграде, чуть помягче они были в Минске и Харькове, а в «закрытых городах» эти правила иначе, чем драконовскими и не назвать было). Но на большей части страны правила были просты: получил человек жилье в городе (или просто снял его) – всё, в паспорт (а мужику паспорт сразу после устройства на работу выдавался) ставился соответствующий штамп. О прописке «временной» – это если жилье служебное или снятое у «частника», или «постоянной» – при получении ордера на комнату или квартиру «муниципальную». Но фокус в том, что человек с любой пропиской мог тут же пойти и «встать в очередь на квартиру» в горсовете. Причем его, человека этого, сначала в очередь записывали, и только потом проверяли, а есть ли у него право на «улучшение жилищных условий». Самое смешное, что если такого права у человека не было (допустим, живет один в большой квартире), то его из очереди все равно не вычеркивали, а просто «переставляли в самый конец»…
Еще было интересно то, что «постоянную прописку» власть была обязана предоставить тем людям, которые в городе жилой дом просто купили. А вот дальше начинались просто чудеса, созданные советской властью для удобства трудящихся (еще в сорок седьмом, как я выяснила из принесенных Леной документов, созданные): если по какому-то адресу прописан один член семьи, то местная власть была просто обязана по этому же адресу прописать и остальных ее членов. Тут, правда, имелся забавный нюанс: в общежитиях членов семьи в таких случаях прописывали «без предоставления жилой площади».
Но имелся еще один нюанс при найме жилья у частников: формально им разрешалось у себя «временно прописывать» жильцов только если в его доме после этого не нарушались санитарные нормы. Однако вкупе с первым «нюансом» некоторые домовладельцы у себя прописывали буквально десятки людей: сначала по-отдельности нескольких «глав семьи», а когда саннорма достигала предела, то эти «главы» себе тут же и свои семьи прописывали. Понятно, что в доме толпы народу не жили (в основном не жили), семьи оставались в родных деревнях – но уже «с городской пропиской», и целыми деревнями мужики вставали в городские очереди на квартиры.