Умолкнув, Братеон выдохнул, тени на лице окончательно разгладились, а на устах вновь поселилась улыбка. Улыбка пока ещё «призрачная», еле заметная, но Тарл не сомневался, что вскоре она наберёт силу и снова станет маской, за которой спрячутся и размышления молодого владыки Штормового Предела, и содержание этого разговора.
— Немногим даётся возможность выбрать свой путь даже раз в жизни, — немного промедлив и набрав воздуха в грудь, продолжил Ренли, — твоему же народу, Тарл Трижды Тонувший, предстоит это сделать дважды за неполные пять лет. В обоих случаях неправильный выбор приведёт к катастрофе.
— Зачем Вы рассказываете это мне, лорд Баратеон?
Это был искренний и простой вопрос, в который, так или иначе, упирались все размышления Тарла. Это также был вопрос, который задавал «человек» в нём, стремясь понять другого. «Пророк» не испытывал в этом нужды, уже осознавая свою роль в планах Утонувшего и зная, что Его волей он вскоре окажется там, где ему должно быть. На то он, в конце концов, и пророк.
— Эгоизм, — спокойно ответил Баратеон, чем сильно удивил своего собеседника, — доколе мне одному страдать и мучиться с этими знаниями, жрец? А если излить душу святому человеку, даже если он сочтёт меня сумасшедшим, то… в любом случае, лишнего болтать он об этом не будет.
Тарл непроизвольно улыбнулся. От отношения лорда к происходящему жрецу стало как-то спокойнее на душе. Улыбку пророка через мгновения поддержал и Баратеон, окончательно вернув себе легкомысленный образ.
— В любом случае, будь уверен, что если мне удастся дожить до тех тревожных времен, я выступлю на бой с судьбой и надеюсь, подле меня окажутся отважные мореходы с Железных островов! — Улыбнувшись напоследок, Ренли, прощаясь, поднял правую руку ладонью вверх. — Прощай и живи долго, жрец. И да придёт твоя смерть вовремя.
Вороной жеребец всхрапнул, наконец, почувствовав волю наездника продолжить путь, и рванул с места в карьер, став быстро удаляться, потянув за собой дожидавшихся своего господина в отдалении всадников. Тарл ещё долго смотрел вслед кавалькаде, вплоть до момента, когда она слилась в одинокую точку вдалеке.
— Что это было, учитель? — Осторожно, словно рядом есть кто-то ещё, заговорил так ничего и не понявший, Альвин.
— Надежда.
Тарл протяжно выдохнул. Наконец-то душа его обрела покой, сердце билось ровно, а густой туман размышлений о будущем стал рассеиваться, приоткрывая тропу в будущее.
— Пойдём, воздадим должное за гостеприимство Штормовому Пределу и попрощаемся с ним.
— «Гостеприимство»? — Со смесью веселья и скепсиса в голосе переспросил Альвин.
— А разве нет? Русалки никого не съели, все живы и целы, — Тарл резко осёкся, с трудом поборов ехидную улыбку, грозящую проступить на лице, — кроме, разве что, Мокроголового.
Начищенные до блеска бронзовые зеркала рассеивали мглу огнями свечей в спальне лорда Петира Бейлиша. Сам мастер над монетой придирчиво и внимательно рассматривал собственное отражение в ростовом миртском зеркале. Чёрно-серебряный камзол идеально сидел на худощавой фигуре, одновременно демонстрируя богатство своего владельца и скромность. Вещь была дорогой, в её виде чувствовались старания настоящих мастеров, но из всех возможных сопутствующих, — и как правило, вычурных деталей, — только лишь одинокая серебряная брошь в виде пересмешника украшала воротник костюма Мизинца.
Петиру с раннего детства была не по душе вычурность и пышность нарядов Вестероса, чьи лорды, часто вопреки скудному семейному благосостоянию, всячески стремились демонстрировать своё богатство и успех не делами, а вопиюще дорогими украшениями и тканями, даже когда дело касалось детей. Нужно ли говорить, что за напускной роскошью порой нередко скрывалась финансовая катастрофа? Петир быстро это понял, но понимание не спасло юную душу, в которой укоренилась зависть. Зависть, рождённая осознанием собственной бедности и ощущением ничтожества, преследовала юного Бейлиша, обитавшего в тенях блистательных дворов великих Домов, отравляя его жизнь и разум. Только злополучная дуэль всё расставила на свои места, сделав из пылкого, благородного, но такого глупого мальчика настоящего мужчину, который знает, чего он хочет от этой жизни на самом деле.
После того, как Хостер Талли изгнал его из своего двора, Петир провёл много времени у друзей семьи и дальних родственников Бейлишей в Браавосе. Именно там его обучили счётному делу. И настоящему, а не тому примитиву, которым мейстеры пичкают скучающих детишек лордов! Его обучили истории и культуре вольных городов, а также посвятили во многие подробности банковского дела, ростовщичества и экономики. А самое главное заключалось в том, что именно в Браавосе Петир, наконец, окончательно осознал и научился применять свою самую сильную сторону — ум. А следом в его разуме зародилась и цель, которой он посвятил всю свою жизнь, старательно постигая средства её достижения. Первым средством стало… признание истин. И самая первая, самая важная из них лежала на поверхности — «только признав, кто ты есть на самом деле, ты получаешь то, чего хочешь».