— Примут, если не трус.
— А я не трус, — сказал Олешек и уже собрался рассказать про бычка и майского жука.
Но тут лётчик прибавил:
— И если глаз у тебя точный. — Он взял ледышку, прищурился и запустил ею в макушку длинной ёлки.
А на этой макушке сидел маленький снежный комок. Олешек и глазом моргнуть не успел, как комок уже разлетелся белой пылью.
— Ух ты! — только и смог вымолвить Олешек. — Я теперь тоже тренироваться буду.
— Правильно, — поддержал лётчик и, опять откинув полу куртки, потянулся за папиросой, и перед Олешком снова сверкнули яркие орденские полоски.
— А вам за что Красную Звезду дали? — спросил Олешек.
— Вот эту? На фронте получил. Фашистскому самолёту на лету хвост срезал. Из бортового пулемёта. Он и сбросил свои бомбы прямо в море.
— А сам он чего? — спросил Олешек.
— И сам туда же нырнул.
— Ух ты, здо́рово! — сказал Олешек. — А вот эту Красную Звезду вам за что дали?
— Эту уж после войны. На Северном море. Льдину от берега оторвало и унесло. А на ней восемнадцать рыбаков. Я их разыскал в открытом море. Шесть раз сажал самолёт на льдину, пока всех не перевез на Большую землю к их ребятишкам.
— А третью Звезду? — поскорей спросил Олешек.
— Ну, брат, — засмеялся лётчик, — если про всё рассказывать, получится слишком длинно. Пойдём-ка лучше меня провожать, а то в доме отдыха порядок строгий, ещё к обеду опоздаю.
И они пошли вместе к дому отдыха. Олешек шёл первым, нёс на плече лыжи. Он держал пальцы растопыренными, чтобы каждый встречный увидал, какие на нём кожаные перчатки. И вдвоём пели песни. Сперва по Олешкиному выбору:
А потом по выбору лётчика:
Они пели очень громко. Олешек сильно, в лад, стучал валенками, но вдруг стукнул мимо тропки и провалился в глубокий снег. Лётчик помог ему вылезти, а в снежной ямке они увидали низенькое зелёное деревце. Олешек, падая, его примял, но оно распрямилось и из белой норки с любопытством глядело на двух людей.
— Ишь ты, какое могучее дерево! — сказал лётчик.
— Это можжевельник, — объяснил Олешек. — И вон там ещё растёт один, и там ещё. Я про него знаю…
— Что ж ты про него знаешь?
Олешек помолчал.
— Только это длинное, что я знаю.
— Ну, валяй рассказывай длинное, — сказал лётчик.
— Когда он только родился и выглянул из травы, он увидал вокруг много маленьких ёлочек, целый ельник. И он подумал: «Может, я ельник?» Но он тогда ещё плохо умел говорить, и у него получилось «можжевельник». А потом все ёлки выросли большие. И иголки у них стали колючие. А он остался маленьким, но всё-таки иголки у него есть. А вот шишки у него не выходят. Как он ни старается, всё равно получаются не шишки, а ягоды…
— Кто ж это тебе рассказал? — удивился лётчик.
— Никто не рассказал, я сам знаю, — ответил Олешек.
Тут лётчик увидал за кустиками можжевельника две лыжни и спросил:
— Почему одна лыжня идёт прямо, а другая потопталась-потопталась на месте и удрала в лес?
Олешек вздохнул: он не любил говорить про неприятное.
— Это Валерка ушёл.
— Почему же? — удивился лётчик.
— Он сказал, что я всё вру про можжевельник, и ушёл. А я не вру! — звонко крикнул Олешек и поглядел ясными глазами прямо в серые твёрдые глаза лётчика. — Просто я так знаю.
— Понятно, — ответил лётчик. — А почему здесь снег примят?
— Просто я тут немножко посидел, — сказал Олешек и отвернулся. Ему не хотелось рассказывать, как Валерка толкнул его и как он упал и набрал полный валенок снега.
Но лётчик был опытный полярный лётчик. В Ледовитом океане он сажал свой самолёт на льдину, чтобы передать зимовщикам подарки с Большой земли. И все моржи и все тюлени поворачивали головы и глядели вслед его моторам. Сквозь зимние тучи и бураны он летал в тайгу, отвозил продукты лесорубам. Обгоняя оленьи стада, он мчался над тундрой и опускался на зимние пастбища, выгружал тёплую одежду, и консервы, и свежие газеты для пастухов-оленеводов.
Он знал северную землю, как свою ладонь, и умел читать следы на снегу так же хорошо, как буквы в книге. Поэтому, поглядев на примятый снег, лётчик понял, что тут случилось сегодня утром.