Шут с ним, с Вадиком, забудем. Потому что после за меня взялся САМ. Все эти «чтоб духу твоего на нашем пороге не было», «еще раз на выстрел к моей дочке подойдешь – пожалеешь, что на свет родился»… В общем, никакой фантазии. Я и на выстрел подходил, и сам чудесно отстреливался, и дух мой потно-довольный с несокрушимой периодичностью не только на указанном пороге витал.
Однажды меня вновь пригласили, повод – вчерашнее отбытие главной опасности отношениям далеко и надолго. По делам или на курорт – я даже не спросил, меня это не волновало. С глаз долой – с души камень. Аминь.
Мы были одни и находились там, куда мне на выстрел и чтоб духу, что в разы повышало удовольствие. Воркуя что-то насчет глупых подружек, Сусанна массировала себе локти, потершиеся о бильярдное сукно. Ответственность за подпирание тела приняли могучие достоинства размером с хорошую подушку, на мохнатую зелень накатывали гигантские волны, коим позавидовали бы многие голливудности, я даже опасался за сохранность расплескавшегося внутри силикона. Владелица сего богатства вдруг состроила серьезную мину:
– Знаешь, Ольжик…
– Не знаю, – бодро откликнулся я.
Вообще-то мое имя Олег. Друзья иногда в шутку зовут Олегофреном, на что приходиться обижаться и язвить ответно. Но тут хоть горшком назови, Ольжик так Ольжик, главное – результат. А результат, что бы ни говорили, весьма и весьма. Как говорят гусары, рекомендую.
– Я больше не буду одеваться в Милане.
– Как скажешь. – Для меня Милан являлся далекой точкой на карте, о которой буду знать больше, когда закажут статью, и для этого придется серфить любопытные факты и достопримечательности. Для подруги упомянутый город был символом успеха и гламура, поскольку именно там можно втридорога купить тряпки, чьи аналоги продаются в любой подворотне.
На мою довольную физиономию скосились ее опасно блеснувшие глаза:
– Даже не поинтересуешься, почему?
– Поинтересуюсь. Почему? – вновь легко согласился я, как соглашался со всем, что выскальзывало в такие моменты из томно приоткрытого ротика.
Губы поражали неестественной пухлостью, особенно заметной при форме уточкой, что создавало вечно недовольный вид. Впрочем, мало кто видел Сусанну довольной. Это я сейчас так тонко себя похвалил.
– Но тебе не интересно! – обиженно объявила она, и ладони вновь оперлись об стол. – И чего я с тобой связалась, ты как все, тебе только одного надо!
– Пометка: только одну, – поправил я с блеском заправского дамского угодника.
А глубоко в душе, куда ей доступ заказан, впервые согласился с вердиктом. От нее – именно от нее – мне действительно нужно только это. В отличие от многих карьеро– и корыстролюбивых конкурентов, жажда самоутверждения за счет связей богатой семейки отсутствовала. Я уже самоутвердился, когда отодвинул от столь лакомого пирога всех соперников. Теперь ел его в одиночку. Точнее, жрал. Такое именно жрут.
Маленькое дополнение: на том, что жрут, а не вкушают, мужчины не женятся. Имею в виду тех, кто себя уважает. Потому я не строил совместных планов на будущее.
Или просто боялся ее отца. Тоже неоспоримый факт, от которого никуда не деться. Если в отношениях запахнет серьезностью, одним движением руки высокопоставленного фокусника события примут необратимый вид. Последнее не коснется семейства Задольских, оно затронет исключительно мои жизнь и здоровье. В нашем захолустье, где медведи встречаются чаще, чем проверяющие из столицы, с этим приходилось мириться. Или вставать в позу и драться до последнего вздоха с привлечением всех возможностей и инстанций. Поскольку от Сусанны (что она прекрасно понимала) мне нужно только одно, такой вопрос даже не вставал.
– Дурак. – Подружка решила перебазироваться из бильярдной в спальню. Неприкрытая красота, что просто выплескивалась из берегов, взметнулась в вертикальное обратно, и около стола вырос стебелек-мутант, со всех сторон увешанный дынями – отрада всем голодным не в плане еды. – Ничего не понимаешь. И вообще, ты скучный. Пусти.
Облом-с. Казалось, что Сусанна сейчас взбрыкнет, как иногда бывало, и выставит за дверь с барахлом в руках. Что ж, к звездам – через тернии, не беда, наверстаем позже. Тем более, что тернии очень даже. Я уже хотел одеваться, но вместо этого…
В щеку прилетел влажный поцелуй:
– Я скоро.
Голосисястая подружка по играм прильнула на миг, что вызвало ощущение обжимашек с плюшевой игрушкой, и увихляла в ванную. При этом Сусанна отчаянно раскачивала всем, чем одарили природа и хирургия. Я снова испугался, что что-то не выдержит и оторвется. Обошлось.
Оставив меня, как обычно, в небольшой растерянности и большой надежде, она закрыла за собой дверцу. Скучный, значит? Порыскав по сторонам, взгляд остановился на бильярдном кие, рука взвесила его и с сомнением отложила. Затем я примерился к швабре. Подойдет.
В гостиной на глаза попался метровый меч-катана на изысканной подставочке. Совсем, кстати, не сувенирный. Люди типа Задольских подделки на стены не вешают. Плюнув злым блеском, душа самурая с моей помощью покинула ножны, судьба-злодейка, опять же моими руками, примотала ее буквой «г» к неизвестной душе, заключенной в швабру, на что для надежности был изведен весь моток скотча. Получилась вполне приемлемая коса.
Вовремя вспомнилось о масках, что остались от прошлогоднего Хэллоуина. Часть – картонки на тесемочках, остальные – резиновые, почти настоящие. Я выбрал маску скелета. Прекрасная пара к черной простыне с кровати в Сусанниной спальне. Облегающая маска заняла свое место, черная простыня накрыла плечи и голову. Развеем скуку, если кто-то называет это скукой, и пошутим немного. Я повсеместно выключил свет, выбрал из всех помещений спальню горячо нелюбимого мною братца Сусанны и спрятался там в шкафу. Пусть она меня ищет. Сюда зайдет в последнюю очередь. И я каааа-ак выпрыгну в таком виде! А потом – любовь в чужих интерьерах, дикая и безотчетная. После испуга Сусанна такая необузданная… И молчит. Когда не стонет и не орет. Обожаю.
Расположившись среди ряда однотипных костюмов (куда столько?), я затаился, глаза прильнули к ребристо-матовому стеклу. Видно было отвратительно, но видно. Еще можно глядеть в щелочку между створками, но слишком уж мала, сектор обзора просто смехотворен.
Шаги. Мои мышцы вздулись, я приготовился.
Что-то напрягло. Шаги были какие-то неправильные.
Дверь – которая в комнату, а не в мой шкаф – отлетела в сторону, петли всхлипнули, ручка ударила по стене, словно та с детства над ней издевалась. Даже косяк зашатался. Ногой, что ли? Разве дома так себя ведут?
А если ведут, то – кто?
Как и следовало ожидать. Вадик. Стокилограммовый тридцатилетний боров (который, согласно служебному распорядку, обязан сейчас копаться в бухгалтерских отчетах аэропорта) вошел в свою комнату. Дверь была захлопнута пяткой, поскольку могучие передние лапы оказались заняты. Они держали девушку в невменяемом состоянии. Девушка… скорее, девчонка, была светленькой лицом и телом, щуплой, с едва наметившейся фигурой. Тоненькие ручки висели плетьми, голова и ноги столь же безвольно болтались. Почти ребенок, если верить первому взгляду. Но даже если это обман внешности, в любом случае она не пара зрелому свинтусу в обличье приодевшегося бегемота.
Я закусил губу. Надо как-нибудь проследить за развлечениями кабана-переростка. Если он действительно педофил, можно обзавестись компроматом и отомстить за все былое так, что мало не покажется.
Вадим выглядел и вел себя так, что отомстить очень хотелось. За все хорошее. И еще, желательно, впрок. Мыслишки об этом появлялись и раньше, но несерьезные. Какой-никакой, а брат моей девушки. Пусть живет. Ему и так несладко – такому толстому. Почему-то казалось, что толстым из-за их диет постоянно несладко. Не знаю, у моего организма отношения с едой складывались самые дружеские, если не сказать любовные, отсюда сослагательное наклонение в отношении к мне несвойственному.