На шум пришел Аркадий. Он спал после обеда, и правая щека его еще горела, измятая жесткой подушкой дивана.
— Опять скандал,— протянул он, зевая и не замечая лежащего отца.— Маму разбудите! Черт тебя носит. Я же говорил не опоздать!
Ольга молча показала ему на отца.
— Воды дай скорее!
И склонилась над стариком, силясь приподнять его голову.
Виталий Августович открыл один глаз, глянул на дочь и тихо, но раздельно проговорил:
— Убирайся вон! Слышишь, сейчас же убирайся вон из моего дома.
Город спал, и над ним, там, где-то за дальними домами, лихорадочно взмывало туманное зарево.
Еще из театра не разъезжались, так как пьеса не кончилась. Темный ряд извозчиков, охраняемый городовым, был неподвижен. Только изредка то в одном конце его, то в другом фыркала или кашляла застоявшаяся лошадь.
Из артистического подъезда вышли Ольга, Владислав Ширвинский, Раиса Андрушкевич, гимназическая подруга Ольги, студенты барон Оттон фон Диркс с Антошей Богушем и гимназист восьмого класса Вася Трунов. Все они смеялись и были веселы.
Ольга смеялась больше всех. Она уже забыла о давешней сцене с отцом. Как никогда раньше, она чувствовала себя взвинченной, способной на шалость, готовой прыгать от детской радости. Явное ухаживание мужчин еще более ее веселило. Она дразнила их весь вечер своею таинственностью. Ей нравилось, что у нее есть тайна, в которую хотят проникнуть.
Обыкновенно молчаливая и таинственная Раиса, любившая казаться немного тронутой и этим известная в гимназии, сегодня держалась в стороне и не мешала. Она была простужена и боялась за свой голос, и точно недурной, который она берегла, думая поступить на будущий год в консерваторию.
Ее поддерживал за локоть барон — высокий, худой и бледный, начисто выбритый, с грустно поникшей головой. Она шептала придушенным голосом, закрываясь муфтой.
— Ах, тише, тише!
Вася Трунов, маленький и вертлявый, с ужимками заправского танцора, каким он и был, подбежал к Ольге с пылающими щеками, с бьющимся сердцем; от него пахло вином, и глаза его неверно блестели. Он вырвал руку Ольги из руки сопровождавшего ее Владека и закружил девушку в бешеном вальсе.
— Оставьте, сумасшедший,— смеялась она,— здесь не вечеринка.
И, выскользнув из объятий гимназиста, чувствуя еще, как кружится голова и бьется в виске кровь, она сказала, обводя всех увлажнившимся взглядом:
— Господа, вы должны радоваться со мною… Нет, правда! Я так счастлива, так счастлива!
Девушка зажмурилась и протянула вперед руки.
— Сегодня мой самый счастливый день. Сегодня двадцать второе. Ты знаешь, Рая, что это для меня!.. И я нашла его, я нашла его сегодня!
Ольга снова открыла глаза, улыбающаяся и доверчивая. Она любила всех в это мгновение, все были ее друзьями и должны понять ее.
— Имя, имя этого счастливца?! — дурашливо закричал Богуш.
Ольга подняла кверху углы своих губ. Она улыбалась.
— Имя?.. У него нет имени, у него нет родины — он прекрасный Эрос!
Девушка засмеялась. Ее самое забавляла ее торжественность.
— Ну что же, будем прощаться?
Раиса Андрушкевич с бароном Диркс сели в одни сани, Трунов с Богушем — в другие.
Вася был совсем пьян. Он еле двигался, сразу ослабев. Все его безусое ребяческое лицо побледнело, глаза угасли, обычная живость оставила его. Только полные губы, еще неясно очерченные, почти непорочные по своей свежести, алели взволнованною кровью.
Он смотрел влюбленными глазами на Ольгу и тихо улыбался. Ему хотелось сказать ей что-нибудь особенно нежное. Он хотел, чтобы она догадалась о его обожании к ней, о его восторженной влюбленности, он умилен был самим собою. Тихо позвал ее:
— Оля!..
Девушка обернулась на его зов. Она все время, не переставая, улыбалась. Выпитое до этого за кулисами у Дарского вино немного кружило ей голову, но было так легко, так радостно.
— Что, Вася?
— Подойдите ко мне, я не могу…
Гимназист виновато улыбнулся.
Она подошла к нему вплотную. Он сидел в санях, ухватившись руками за полость, и восхищенно смотрел на нее, на ее сбившиеся, запорошенные инеем волосы.
Фонарь бросал ему в лицо бледные лучи света, проводя глубокие тени под глазами.
— Какой вы хорошенький, Вася,— сказала Ольга.
Она впервые пристально вглядывалась в него. Ее и поразил, и испугал, и вместе с тем обрадовал его немигающий влюбленный взгляд.
— Вы смеетесь,— укоризненно промолвил он,— как всегда, Оля… А я помню наше пари… Вы обещали поцеловать меня, если я целый месяц не заговорю с вами… Месяц прошел.