Приехавший лекарь был естественно учеником Матвея, но инерция системы была очень значительной и слово лекарь совершенно не сдавало свои позиции в борьбе с выражениями доктор и врач.
Внимательно осмотрев и расспросив больную, лекарь сделал порадовавшее Ивана заключение.
— Думаю, Иван Алексеевич, что наши дела не так уж плохи, — лекарь показал пальцем на пустую бутылку. — Данный вами бульон замечательное лекарство. Надо полагать, что больная покинет это ужасное место?
— Вне всякого сомнения, господин лекарь и пока больная не поднимется, они будут жить в нашем доме в качестве моих гостей, — краем глаза Иван увидел как румянец волнения украсил щечки Ксении.
— Замечательно, тогда все назначения я сделаю после переезда. А сейчас давайте дадим больной еще пятьдесят капель эликсира жизни от Матвея Ивановича.
Так ученики и коллеги называли чудодейственный эликсир, секрет которого когда-то был подарен доктору Бакатину теткой Анфисой.
Эликсир действительно оказался чудодейственным и переезд больная перенесла легко.
Домашний дом компании поверг гостей Ивана в шок. Буквально неделю назад были закончены последние фундаментальные работы по созданию коммунальных удобств уже привычных для князей Новосильских и их ближайшего круга. Недоделок еще была масса, но всё уже работало.
Братьям Петровым, Яну, поварам Савелия, тому же лекарю и еще нескольким людям, поменявших княжеские имения на Восточную Сибирь, это все было уже как само собой разумеющееся, а вот семья Ксении решила что они попали в сказку.
Екатерина Сергеевна поднялась на ноги буквально за неделю, а через пару недель чувствовала себя совершенно здоровой.
Иван задержался в Иркутске на десять дней пока не убедился, что матушка Ксении железно выздоравливает.
Накануне Рождественского поста он окончательно понял что не представляет как ему жить без Ксении и решил объясниться и попросить её руки.
Девушка это поняла и когда Иван сказал, что любит её и собирается просить руки Ксении, неожиданно разрыдалась горькими слезами.
Иван ожидал чего угодно, но не такого и совершенно растерялся, не зная что ему делать.
Девушка немного успокоилась и объяснила причину своих слез.
— Ванечка, — так Ксения еще ни разу не обращалась к Ивану, она всегда называла его по имени–отчеству, — я тебя тоже люблю и хочу всегда быть с тобой. Но всё кругом говорят, что замуж я за тебя пойду только потому, что ты самый завидный жених Иркутска.
Василий в Иркутске последнее время почти не бывал, постоянно пропадая в Забайкалье. За осень он однажды приезжал буквально на один день для согласования текущих вопросов с братом и Яном. Поэтому лавры самого завидного жениха по праву принадлежали Ивану.
— И кто это такое тебе говорит, надеюсь не твоя матушка с твоими не по годам мудрыми братьями? — братья действительно оказались очень умненькими и мудрыми. Иван, оценив это, нанял им лучших учителей Иркутска и они семимильными шагами догоняли сверстников.
— Нет, что ты, — Ксения испуганно замахала руками, — они наоборот говорят что я глупая, они в тебе души не чают, а матушка говорит, чтобы я сплетни не слушала, люди так от зависти говорят.
— Правильно тебе матушка с братьями говорят. Надо наверное всем от ворот поворот дать, — в компанейском доме желал побывать весь Иркутск, каждому хотелось посмотреть на коммунальные чудеса.
— Нет, Ванечка, пусть люди ходят, я больше никого слушать не буду.
Материнское благословение было получено в тот же день и венчаться решили сразу после святок. Своей матушке, нянюшке светлейшего князя, Иван написал в тот же день.
Нянюшка своих сыновей благословила перед отъездом в Сибирь, но он надеялся на чудо, что ответ успеет прийти до венчания.
К приезду светлейшего князя Ксения уже ждала ребенка, доктора говорили, что это событие должно произойти еще в этом году до зимы.
У неё был токсикоз и эскулапы запретили ей даже ездить на коляске. Иван очень страдал, но стойко переносил все тяготы и лишения семейной жизни.
В день венчания брата решилась судьба Василия.
Прошлым летом он, будучи по служебным делам в Кяхте, познакомился а дочерью одного их местных купцов — Серафимой Петровной Аксеновой.
Её батюшка был много лет чиновником Кяхтинской таможни и к сорока годам сумел сколотить неплохой капитал. Семьи у него не было, он был убежденным холостяком и даже бравировал этим.