Уже можно смело говорить, что 1835-ый год в Сибири случился страшный недород зерновых. Особенно пострадала Енисейская губерния где то засуха, то град, погубили урожай и уже сейчас понятно, что во многих местах убирать будет нечего.
В Иркутской губернии не все так печально, но намного хуже чем в прошлые годы. Но голода не должно быть, урожай картофеля судя по всему будет отменным и даже можно будет что-то отправить в Енисейскую губернию
Кроме этого Ян занялся внедрением совершенно новых культур для Сибири, в первую очередь сахарной свеклы. К этой идеи я относился с большим скептисом, все таки Восточная Сибирь это не тот регион где условия благоприятствуют выращиванию этой культуры.
Но организаторский гений Яна Карловича посрамил меня и первый сибирский сахар был получен уже в прошлом году, в с этом году он планирует удовлетворить все наши нужду в этом сладком продукте и возможно что-то даже и продаст на сторону.
Поэтому Ян крутился как белка в колесе.
Проблемы Забайкалья он пока отложил на потом, но сделал очень хитрый ход.
Совершив набег в те края, Ян сам глянул на все, что там происходит, а самое главное по наводке иркутских энтузиастов пообщался с одним читинским чудаком. За такового все считали одного из ссыльных — сорокалетнего Афанасия Мокиевича Ильина.
В 1815-ом году молодой капитан, произведенный в офицеры после сражения под Малоярославцем и дошедший затем до Парижа был разжалован и отдан под суд за убийство полкового командира.
Что произошло между двумя офицерами осталось тайной, разговаривали они тет-а-тет, следствие ничего не смогло выяснить, а сам Ильин молчал.
В конечном итоге он оказался на Нерчинской каторге. По ходатайству Бенкендорфа его помиловали и определили на вечное поселение в Восточной Сибири, дозволив ему проживать в Чите и заниматься сельским хозяйством.
К большому удивлению властей бывший каторжник быстро добился успехов в новом деле и начал утверждать, что Забайкалье само в состоянии прокормить не только себя, но и поставлять то же зерно в другие районы Сибири.
Несколько раз он подавал властям прошения со своими предложениями, но заработал только репутацию чудака. А когда своей активностью Ильин стал вызывать раздражение у губернского начальства ему сначала пригрозили сменой места ссылки и затем дело реально пошло к этому.
Но в этот момент на горизонте бывшего капитана появился Ян Карлович.
Чем уж он взял Ильина не знаю, но бывший капитан, взявши честное благородное о молчании, откровенно рассказал свою историю и Ян поверил ему.
Эту историю описал мне Василий, которого Ян попросил защищать Ильина от чрезмерно усердных властей и присматривать за ним.
Ильину Ян Карлович предоставил как говорится карт-бланш, дал денег, семена, имеющиеся в его распоряжении сельхоз орудия и прочее, поставив задачу делом, а не словом доказать свою правоту, создав для этого крупное хозяйство.
Пока ничего тревожного в деятельности этого господина не было, а результат эксперимента Яна мне скоро предстоит увидеть своими глазами, когда я окажусь в Чите.
Всю оставшуюся дорогу до Иркутска мы с Иваном ехали вместе и болтали о самом разном. Мне было очень приятно его видеть, моя часть настоящего князя Новосильского испытывала к нему настоящее братское чувство.
Сибирская река Белая была не меньше своей европейской тезки которую мы видели в Уфе. Мост через неё уже был построен и мы проехались по нему с ветерком и два часа после полудня двадцать пятого августа 1835-ого года мы подъехали к мосту через реку Иркут, на правом берегу которой начиналась Компанейская слобода. А по отношению к Ангаре это её левобережье.
Мост расположен в двух километрах от стрелки Иркута и Ангары. Он построен почти полностью, на нем идут можно сказать отделочные работы, но движение уже полноценное.
Здесь всем командует Ян Карлович и он встретил меня собственной персоной около моста.
— Здравствуйте, ваша светлость. Рад вас видеть в добром здравии и что вы наконец-то прибыли в наши края, — обычно Ян ограничивался меньшим количеством слов и не сиял как начищенный медный пятак.
— Взаимно, Ян Карлович. Полагаю, короткую экскурсию по слободе вы нам проведете, а Ивана Алексеевича можно отпустить к супруге, — подъезжая к мосту, Иван открытым текстом спросил можно ли ему сразу уехать в компанейский дом.
— Согласен, Алексей Андреевич, Ксения второй день от окон не отходит, извелась вся ожидаючи своего ненаглядного.