Ужин в комендантском доме был именно ужином, а не каким-то деловым мероприятием, сочетающимся с приемом пищи.
Сначала была баня, которая окончательно вернула меня к жизни, а затем вечерняя трапеза. Так выразился отец Федор от имени хозяина, пригласивший нас пройти в большую столовую.
О каких-либо делах говорить не хотелось. Краем глаза я заметил, что Петр что-то спросил у коменданта, тот отрицательно покачал головой и махнул рукой. Скорее всего, он выяснял, есть ли что-то неотложное, требующее моего срочного вмешательства, или ситуация может подождать до утра.
Тимофей сразу же проверил кухню и весь персонал, отдав какие-то распоряжения.
В середине ужина к комендантским официантам присоединился Северьян. Было видно, как он волнуется, но, тем не менее, на мой взгляд, он успешно сдал неожиданный экзамен.
Я спал очень крепко, без каких-либо сновидений, ни разу не проснувшись, и открыл глаза только к полудню.
Этот факт поверг меня в трепет. Такое со мной после попадания случалось, наверное, во второй раз.
Первый раз это было, если мне не изменяет память, в море, после какого-то шторма. Да, батенька, ушатали вас забайкальские дороги.
Весь день я провел, осматривая Читу и её окрестности. Положение дел меня порадовало, ничего плохого я не увидел, все строится и развивается.
Вопросов мне никто не задавал, но и так было понятно, что всех интересует ближайшее будущее каторжан и ссыльных Забайкалья, судьба которых теперь целиком находится в моих руках.
Вечером жена коменданта Кропачева представила мне молодую и очень симпатичную особу — Аполлинарию Семеновну Смольянинову, среднюю дочь недавно вышедшего на пенсию управляющего Читинской волости, который занимал эту должность больше тридцати лет.
Молодая особа, кстати, всего на два года моложе меня, скрывать свои чувства совершенно не умеет, и видно, что с трудом сдерживается, чтобы не начать задавать мне вопросы.
Русский морской офицер Дмитрий Иринархович Завалишин стал декабристом, я считаю, по собственной глупости и из-за клеветы младшего брата Ипполита. В деятельности тайных обществ он не участвовал и в восстаниях участия не принимал. Всего лишь разделял их взгляды и не скрывал этого. После первых допросов был освобожден, но затем арестован повторно и осужден.
Произошло это благодаря его родному младшему брату Ипполиту, который написал клеветнический донос. Затем последовали другие доносы, и под суд, а затем на каторгу, отправились еще несколько человек.
Сам Ипполит тоже оказался среди каторжан, которые, за исключением Лунина, выказывают ему презрение.
Ипполит Завалишин вызывает у меня отвращение. Он не будет мною помилован и вместе с уголовниками, убийцами и насильниками в кандалах пойдет по этапу в Красноярск.
А Дмитрия Иринарховича мне хочется освободить как можно скорее. Его я хочу взять с собой в сплав по Амуру.
Молодую особу я решил не томить неизвестностью, и как только супруга коменданта отошла от нас после представления, прямо спросил её:
— Позвольте спросить вас, сударыня. Вы по-прежнему любите господина Завалишина и желаете стать его женой? — мой вопрос не смутил молодую особу. Она явно ждала чего-то подобного и только побледнела, отчего стала выглядеть еще лучше.
— Да, ваша светлость.
— Я задал вам этот вопрос, Аполлинария Семеновна, не из праздного любопытства. Дмитрию Иринарховичу будет предложено поехать со мной в экспедицию по Амуру, и я хочу, чтобы вы понимали, что вас ждет, если вы разделите с ним его судьбу.
Аполлинария вытянулась как струна и тихо, но очень четко ответила:
— Я за любимым человеком пойду на край света, а если судьба велит ждать его, то до гробовой доски.
— Уезжая из Иркутска, я отдал все необходимые распоряжения, и полагаю, что в ближайшее время господин Завалишин прибудет в Читу.
В последний день перед отъездом в Забайкалье я распорядился доставить всех каторжан и ссыльных, осужденных не по уголовным статьям, в Иркутск и Читу, в зависимости от места нахождения. Разумеется, снять со всех кандалы, если кто-то еще удостоен такой «чести».
Нижних чинов — участников выступления декабристов в Забайкалье — было несколько человек, и я приказал их всех сразу же привезти в Сретенск. Дергать кота за усы — не самое разумное занятие, и вряд ли Государю понравится их фактическое освобождение, если они, например, окажутся в Иркутске.
А глухое Забайкалье и последующее Приамурье — как раз то, что надо. Думаю, царя-батюшку это очень устроит.
Все задуманное должны осуществить специальные люди, отобранные и проинструктированные Яном. Всего их будет десять человек в сопровождении десятка казаков.