— Не отвлекайся, время дорого, сам говоришь, каждый час на счету, — не удержался я от шпильки в адрес Василия.
Он недовольно тряхнул головой и продолжил:
— Тут дел теперь невпроворот. Нерчинская каторга — крупнейшая в России, и каторжан несколько тысяч. Я на это дело поставил человека надежного и хваткого, — Василий показал на одиноко стоящего у кромки причала человека в вицмундире, в котором, как говорится, за версту был виден отставной военный. — Но сам понимаешь, их быстро раскассировать не так просто, а ты требуешь еще и разобраться с каждым. Поэтому прошу для усиления оставить полковника Осипова временно в Нерчинске. Он своими делами будет заниматься и нашего коменданта подстрахует. Мало ли что.
— Хорошо, я и сам склонялся к тому, чтобы полковник пока задержался здесь. Несколько сотен будущих амурцев надо сформировать в первую очередь, и лучше из местных. Желающие пойти на Амур, на твой взгляд, Василий Алексеевич, тут имеются? — поручение выяснить настроение именно местных Василию было отправлено с Бирюсы сразу же по получению императорского рескрипта.
— Конечно, есть. Солдаты воинских команд чуть ли не целиком желают. Только вот как это сделать, служивые все-таки.
— Это всё на усмотрение генерала Антонова, он, я думаю, возражать не будет. Но это мы еще обсудим. А сейчас давай-ка представь мне своего человека.
— Спиридонов Никита Григорьевич, отставной капитан Елецкого мушкетёрского полка, в компании служит второй год, — представил Василий человека, которому предстоит решение сложнейшей задачи: упразднение самой большой российской каторги и перевод работы рудников на вольнонаемный труд.
— В Нерчинске остается полковник Осипов со своими людьми. У него свои задачи и очень неотложные. Но при необходимости вы должны действовать вместе. Первая скрипка у полковника. У вас, сударь, есть вопросы? — я всецело полагался на Василия и не считал нужным пока вносить коррективы в его распоряжения. Тем более, что с полковником мы по дороге всё подробно обсудили.
— Вопросов у меня, ваша светлость, нет. А с полковником я знаком и уверен, что мы найдем общий язык, — надо же, какой неожиданный расклад.
— Где вы познакомились, если не секрет? — вот уж действительно, гора с горой не сходится, а люди всегда могут встретиться.
— Мой старший брат и полковник служили в одном полку.
— Отлично, тогда я уверен, что вам совместно удастся выполнить все задачи. Желаю успехов, Никита Григорьевич.
На борту парохода нам оказалось откровенно тесновато. Взвод серовской полусотни, пластуны, мои люди — это ровно сорок два человека плюс команда и уже взятые на борт пассажиры.
Восемь декабристов из числа нижних чинов уже были привезены в Нерчинск. Василий успел с каждым побеседовать, и они все согласились ехать на Амур.
Накануне прошли большие дожди, и Нерча стала заметно полноводнее, поэтому капитан со старпомом уверенно вели пароход по малознакомой реке.
Пройдя восемь верст, мы достигли Шилки еще засветло и пошли вниз к Сретенску.
Останавливаться на ночь не планировалось. Фарватер Шилки был заранее хорошо обозначен бакенами и створными знаками, и никаких неприятностей не должно было быть.
Первый амурский пароход должен стать рабочей лошадкой, поэтому особого комфорта на борту не было. Единственная просторная каюта — это двухспальная офицерская. В ней разместились капитан и старпом, но сейчас они постоянно были на своем посту, капитанском мостике парохода, и свою каюту предоставили в наше распоряжение.
Капитан парохода Михаил Кюхельбекер ни в каких тайных обществах не участвовал, а занимался делом — ходил на Новую Землю, на Камчатку и в Америку, проведя в тех водах почти три года.
На Сенатской площади оказался, можно сказать, за компанию со своим братом Вильгельмом. Властям Михаил сдался добровольно, и срок каторги у него уже закончился. Почти четыре года он прожил на поселении в Баргузине на восточном берегу Байкала, успел там жениться и начал заниматься огородничеством и понемногу учительствовать.
Предложение Ивана ссыльный моряк принял сразу же, собрал вещи и в этот же день принял командование нашим пароходом, который совершал испытательный рейс по Байкалу.
Выбирать Ивану в тот момент было не из кого — капитан Епифан Бернов по болезни выбыл из строя, а заменить его было некем.
После разборки парохода в Верхнеудинске вопрос о том, кто будет капитаном, уже не стоял, а выздоровевший Бернов стал старпомом. Имя пароходу поменяли после его спуска на воду на Шилкинском Заводе.