Оба врача переглянусь.
— Готов?
— Да.
— Тогда я начинаю. Во имя отца нашего…, — взбудоражено затянул псалм Уолт и пухлой рукой нажал темнокожему доктору на плечо, вынуждая того опуститься на колени.
— Четвертая звезда, чей свет озарял небеса до начала времен…, — нараспев вторил за профессором Норман и опустил глаза к полу. — Мы призываем тебя.
Ларец явственно вздрогнул.
— Четвертая звезда…, — едва не уронив коробку на пол, продолжил песнопение Норман со страхом в голосе. — Черная звезда…
Он начал заикаться, но, к счастью, его поддержал Уолт. Он вздел руки к потолку и повысил голос до крика.
— Черная звезда! Мы зовем тебя! Мы просимся к тебе! Сияй! Вновь!
Из кармана профессора показался ключ. Тяжелый, медный и вытянутый, с серебряным набалдашником в виде звезды на самом конце, от него буквально тянуло веками, если не тысячелетиями с тех пор, как он последний раз видел свет.
Уолт почувствовал, что у него пересохло горло. Профессор нервно рассмеялся и, мысленно в сотый пообещал сменить работу, после чего трясущимися руками вставил старинный ключ в тяжелый, стальной замок.
Дзынь!
По кабинету эхом пронесся звенящий звук, когда замок упал на пол. Деревянная крышка вздрогнула и медленно, сама по себе распахнулась наружу.
— Это…
— Тихо, кретин! — прошипел Уолт, прижимая палец палец к губам. — Ни звука.
Оба мужчина замерли на месте. Ничего. А затем… Термостат на стене предостерегающе пикнул, указывая на резкое падение температуре в комнате, а электрическая лампа… та самая электрическая лампа, что до последнего служила единственный источником света в комнате, мигнула последний раз и погасла.
Помещение целиком и полностью погрузилось во тьму. Прошла секунда, две, три… На лбу Стивена выступил липкий пот, а лицо искривилось в гримасе страха. В его голове одна за другой мелькали панические мысли.
Неужели, не вышло? Нет, нет, он все сделал правильно! Он все сделал верно! Но тогда почему, ничего не происходит?! Как вдруг… Свет. Яркий, белоснежный и удивительно мягкий свет затопил помещение, с шипением отгоняя темноту в сторону.
Норман бросил на друга опасливый взгляд.
— Получилось?
— Д-д-да, — с трудом сдерживая трясущиеся губы кивнул Уолт и выдавил беспечную улыбку. — Я же говорил, что получится.
Темнокожий доктор облегченно выдохнул и медленно, все еще с максимальной осторожностью, опустил ларец на столик рядом со спящим Риком. Профессор подошел ближе, одной рукой натягивая на лицо медицинскую маску, а второй… Вторую он протянул вниз, к самом дну деревянного ларца. Где, на кожаной темно багровой тряпице, очень уж напоминающей человеческую кожу, одиноко лежало…
Перо.
Длинной и закругленное на конце, как у лебедя. Такое белоснежное, такое… Невинное. Вот отличии от его предыдущего владельца. Падший ангел изрядно наследил в свое время и сейчас вовсю расплачивался за свои грехи.
И заставлял расплачиваться других.
— Что ж…, — Уолт бросил последний взгляд на стоящую за стеклом девушку и, получив от нее одобрительный кивок, взял в руки скальпель. — Начинаю разрез.
Первый день Игр. Склон горы Олимп.
— Я не хотел! — продолжал жалобно бормотать Полит, пока они оба летели в черную пропасть. — Правда! Не хотел! Ты ведь понимаешь, так?
Рик не ответил. Он боролся. Пусть здоровяк прижимал его к груди со всей своей силой, личной и силой зеленого Символа на голове, он не мог состязаться с сыном Зевса в грубой, тупой мощи. А еще… в бешенстве.
— Уф! — мощный удар лбом в переносицу заставил Полита на секунду отвлечься. Еще один удар, на этот в горло, больнее, опаснее заставил предателя разжать руки и с болезненным криком понестись вниз, в темноту.
Рик же… Рик остался на месте. Разве что колыхался то выше, то выше, следуя за взмахами двух белоснежных крыльев. Огромные, больше двух метра каждое, они буквально прорвали себе путь сквозь одежду на спине и сейчас мерно вздымались, удерживая сына Зевса в воздухе.
Внезапно…
— Аргх! — Рик истошно закричал, обхватывая голову руками и прижав колене к животу. — Замолкни! Замолкни! Нет! Я знаю, кто я!
Зажмуренные глаза парня полыхнули чернотой, которая тут же сменилась яркой золотой искрой молнии. Снова чернота, снова золотой искристый свет. Боль накатывала волнами, словно следуя этапами. И как вода следует воле прилива, она постепенно нарастала в мощности.