Лима сходила на кухню и взяла нож. Никогда раньше она не рассматривала его в качестве оружия, но сейчас это показалось ей нормальным.
Если кто-то ворвется сюда, разве у нее будет другой выход, кроме как пустить его в ход?
Но по закону у Лимы нет такого права.
А может, наплевать на закон? Может, пришло время, наконец, сделать что-то?
Клеон говорил, можно сколько угодно прятаться, но Олимпия все-таки сделает за беглеца его выбор. Наверное, все же лучше умереть сражаясь, чем дать просто убить себя или того хуже - пресмыкаться, вымаливая пощаду.
В конце концов, Лима забылась тревожным сном.
Вечером, когда сумерки спустились на Город, в дверь постучали, и стук был требовательным.
Мигом проснувшись, Лима выронила нож и кинулась к порогу. Как можно было столько проспать! Отец должен вернуться, ведь сейчас как раз его время. И ужин она, разумеется, забыла приготовить?
На пороге стояла тетя Кира, которую Лима не сразу узнала из-за плохого освещения. Паническая мысль и вовсе на пару секунд парализовала ее: зачем открыла, не посмотрев, кто там?
- Лима? Слышишь меня?
Она машинально осмотрела пустующую улицу. В доме напротив светилось лишь одно окно.
Вот и дурные вести. Те, которые всегда приходят неожиданно.
- Что случилось?
- Отец? Полицейские нашли его? - Тетя Кира переступила через порог, оттесняя Лиму назад в дом, и прикрыла дверь за собой. - Сейчас привезут? Слышишь, похоронная команда уже здесь.
- Слышу.
- Он? его грузовик обнаружили у въезда в Город? он сидел внутри. Мертвый.
Лима вздохнула.
Дыши. Только дыши.
Тетя положила ладони на ее плечи, заглядывая в лицо.
- Бедная девочка. Какой кошмар!.. Это?
- Что с ним произошло? - спросила Лима, не дав ей договорить. Киру она всегда недолюбливала и не знала, в чем кроется причина неприязни.
- Полицейский сказал, он перерезал себе горло.
Меньше всего сейчас Лиме хотелось, чтобы эта рыдающая женщина прижимала ее к себе. От Киры пахло потом и лекарствами.
- Отпусти!
Задыхаясь, Лима вырвалась и отошла назад.
- Ты врешь! Это очень плохая шутка!
- Нет. Прости, но нет, я не шучу. - Кира вытирала щеки ладонями, у нее даже платка не было.
Лима кусала губу. Сквозь шок и боль прорвалась дикая ненависть.
- Почему ты дожила до этого дня? Почему? - выкрикнула она, на миг словно выскочив из собственного тела. - Почему хорошие умирают? Почему мой папа?
Лима закрыла руками лицо, но тут же холодный и жестокий, звучащий металлическим эхом голос произнес: не смей! Никаких слез! Не будь слабачкой. Ты же понимаешь, что они только этого и хотят.
Олимпия смотрит на нее и облизывает окровавленные губы. Она забрала еще одну жизнь.
- Прости, девочка? если бы я что-то могла? - всхлипывала тетя, пятясь к двери.
Лима убрала руки от лица.
Нож, который она выронила, лежал где-то возле кресла?
Шум мотора приближался. Его звук хорошо знали в Блоке 3 Восток. Так работает мотор у фургона похоронной команды.
Тетя Кира открыла дверь и выглянула через проем на улицу. Машина приближалась с востока, подскакивая на неровной дороге.
- Это сон? - пробормотала Лима, делая сначала один шаг, потом сразу другой. - Я все еще сплю, а когда проснусь, страшное закончится.
Холодный голос внутри нее никуда не делся.
Прекрати распускать нюни. Ты не ребенок.
Он был прав. Папа умер, значит, все, что ее связывало с прошлым - и детством, - кануло в лету.
Встреча с Агисом превратила ее мир в руины, а смерть отца растерла их в пыль. Лима осталась одна посреди необъятного поля серого праха.
Спустя минуту она обнаружила себя на крыльце. Фургон, выкрашенный в черное, замер напротив нее зловещим, кошмарным пятном.
- Лима, у нас пятнадцать минут на то, чтобы попрощаться, - сказала тетя Кира, - ты знаешь порядок.
- Конечно, знаю. - Сказано ровно и твердо.
Молодец, похвалил внутренний голос.
Двое илотов, одетых в черное, открыли створки и отошли в сторону. Лима сошла с крыльца, приближаясь к машине.
Она видела это много раз. Родственникам выделяли время, чтобы попрощаться с покойником, затем зловещая машина увозила его навсегда. Тело сжигали, смешивали пепел с пеплом других людей и отвозили на поля, в те области секторов, где занимались выращиванием зерновых. Впрочем, не только туда. Могли удобрить и лесные посадки и добавить в удобрения для оранжерей, где для Олимпии выращивались цветы.
Отец лежал на специальной выдвигающейся подложке, накрытый до подбородка куском пластика. Кровь смыли с лица, и в свете лампы, укрепленной на потолке фургона он казался бледным, как мел. Впрочем, там и было. Лима знала, что бывает, когда перерезана сонная артерия.