Я сначала хочу звонить, но понимаю: лучше писать. Торопливо покинув неприятную детскую, я пишу сообщение мистеру Дэвису о том, что в детской лежит кукла, что это совершенно несмешно и если у его семьи есть проблемы, то я не против получить компенсацию за испуг и молчание об этом. Я даже вежливо подписываюсь и отправляю сообщение.
Руки почему-то дрожат, хотя я считаю себя правой. Я просто хочу заработать, а они виноваты сами!
За окном темнеет, и я включаю свет. В доме будто бы становится ещё более холодно, и я включаю чайник. Чай – это лучшее средство для успокоения нервов! Да, именно за мои нервы мистер…
Мне чудится шорох, но я оглядываюсь и никого не вижу. Тьфу ты! Совсем обалдели эти богачи, теперь мне будет казаться, что в доме кто-то есть. Я что, заслужила это?
Я включаю телевизор, уже не заботясь о громкости, пью чай, и не реагирую на собственные мысли, пытаясь всеми силами погрузиться в шоу. За спиной снова чудится шорох, но я уже не напугана, а раздражена, и поворачиваю голову в освещённый коридор, чтобы убедиться, что все проблемы моего воображения из-за этих чёртовых Дэвисов, но…
Но я не успеваю.
***
–Думаю, через полчаса можно идти, – мягко замечает мистер Дэвис, пробежав взглядом сообщение от Элис, – думаю, недолго.
–Давай ещё посидим, – просит Оливия Дэвис и ёжится, хотя здесь, в облюбованном ими уголке ресторана очень тепло. Перед ними даже стоят блюда, но ни он, ни она не притрагиваются к ним.
Оба знают, что должно произойти в их доме.
–Посидим, – соглашается мистер Дэвис.
У них не должно было быть детей. Сам бог хотел донести до них это, когда раз за разом укладывал Оливию Дэвис на больничную койку с очередным выкидышем. Семь несчастий, семь разорванных жизней в самом зачатке этой самой жизни, семь страшных попыток и семь страшных провалов.
В конце концов, мистер Дэвис предложил жить так, вдвоём. Или взять ребёнка из приюта. Но Оливия была непреклонна и сказала:
–Я видела сон, в нём был чудный мальчик. Я верю, что он наш. Он звал меня.
Мистер Дэвис был против новой попытки, это грозило ужасными последствиями для Оливии, но та упёрлась и он сдался. И чудо – Оливия вдруг забеременела и родила. Всё прошло легко, хотя врачи и мистер Дэвис опасались всерьёз за неё, но сама Оливия только смеялась, утверждая, что всё будет хорошо.
Это было почти пятнадцать лет назад. Пятнадцать лет назад мистер Дэвис был в последний раз счастлив без испуга. Потому что потом начались странности. Оказалось, что малыш Коди совсем не плачет. Он что-то лопочет, потом стал издавать и более разнообразные звуки, но при этом никогда не плакал.
А дальше – больше. У них был чудесный попугайчик – Жако. Породистый, умный попугайчик, которому в три года маленький Коди свернул голову. И сделал он это не в игре, и не в случайности. Его родители видели это и с трудом отняли птицу, когда Коди потащил несчастное создание в рот.
В четыре он убил кошку. Её нашла Оливия по запаху. Долго плакала, потом приняла тяжёлое решение: Коди обследовали, но ничего не нашли. Он был совершенно здоров физически, и как показывала экспертиза – психически.
От врачей Дэвисы скрыли причину своей тревоги. А между собой долго говорили…
–Думаешь, пора? – шёпотом спрашивает Оливия, обращаясь к мужу, – думаешь, он поел?
–Полагаю…– соглашается мистер Дэвис, но оба не поднимаются с места. Оба вспоминают.
Его собаку в пять, тоже убитую и наполовину съеденную на сырую, кролика в шесть, бессчетное количество птиц, прилетевших на их двор на свою погибель, несколько заползших на их участок змей, нелепые попытки поговорить с ним…
Он был умным, добрым. И не мог объяснить свои поступки. Он читал, хорошо учился в школе, пока его не перевели на домашнее обучение после какой-то странной драки, в которой Коди покусал мальчика.
–Коди, так нельзя! – кричала Оливия, билась в истерике, не могла смотреть на сына и испытывала вину перед ним за это.
–Зачем? – пытался узнать осунувшийся и сломленный мистер Дэвис.
–Так вкусно же! – не понимал Коди, переводил взгляд с отца на мать и не мог понять, чем так расстроены его родители?
Они водили его к специалистам, они ругали его, пытались объяснять, и даже сдавшись – пытались покупать ему сырое мясо.