Ровена стояла смирно. Жрица Морриган остановилась возле нее, бесцеремонно пощупала светлый вышитый шелк на праздничном платье, оставила на нем жирные черные пятна, а затем ущипнула хозяйку Повиса за нежную щеку.
Та отпрянула. В зале послышались шепотки.
— Славная пташка, — прокаркала та. — Славная, теплая, золотистая, с южных земель — издалека прилетела. Ты знаешь, владыка Повиса, как поют пташки, — она обернулась к Вортигерну. — Вот так: фьють-фьють, фьють-фьють. Но только дурак поверит безмозглой синичке, а не ворону Морриган.
Она засмеялась, а в ее горле что-то мерзко забулькало. Послышалось недовольство со стола саксов. Их вера была иной, и грязная женщина в рубище не вызывала в них и крохи почтения.
— Что ты хочешь сказать, посвещённая? — с недоверием спросил ее Вортигерн.
Жрица расплылась в широкой улыбке. Она оказалась не так стара, как Амброзию думалось прежде. Грязь, сеть мелких морщинок, облик нищей безумной отлично скрывали ее истинный возраст.
— Негоже хозяину туманов привечать разбойников с юга. Золотой канарейке не место среди мудрых сов и орлов. Ей надо уйти.
— Была у меня ручная сова, — шепотом заметил Килух. — Тупая всё-таки птица, жрецы сами не знают, что говорят.
Амброзий ему не ответил.
— Ровена — моя жена перед всеми богами, жрица, она не уйдет. Но отдохни с дороги в моем доме. Ты, должно быть, устала.
— Спроси-ка меня, благословлен ли твой брак, — прошипела она в ответ. Ей отодвинули скамью и поставили дымящийся ужин, но она к нему не притронулась. — Не вижу счастья в доме твоём, не вижу надутого чрева жены. Камни твоего дома разваливаются, жёлтая канарейка на деле стервятник. Да, да, ты знаешь, о чем я говорю тебе, Вортигерн из Повиса, тебе обещали благородную лань. Но подсунули бесплодную потаскуху!
В толпе громко ахнули, кто-то из женщин закрыл рукой рот, по рядам стажи Вортигерна прокатилось недовольство и ропот. Люди неловко нашарили под плащами мечи, но Амброзий не услышал лязга железа — только рев саксов.
— Возьми свои слова назад, старая ведьма! — рявкнул Хорса. Он был пьян и свиреп, но не очень-то различал жрицу в копоти факелов и тумане от хмеля. — Она сестра саксонских вождей! Возьми назад, тварь! Или отправишься на корм моим псам.
Жрица хмыкнула, смерила взглядом бретвальд, но ничего не ответила.
— Взгляни на жену, повелитель туманов, — шептала она. — Я не вижу в ней цвета юности. Этот плод давно переспел, в ней снуют черви и похоть. Все, чего ты достиг, все это рухнет, после твоей смерти — из-за неё. Она под руку подведёт тебя к краю, отчего, думаешь, никто из ее племени не взял ее в жены? Она дурной плод. И изменница. Смеётся над тобой, привечая других, неужто не слышал? Или император Повиса останется глух к мольбам бриттов, друидов, лесов и лощин?..
После этих слов с Амброзия Аврелиана спало оцепенение, и он пристально взглянул на жрицу в лохмотьях. Да, быть может, она поклоняется Морриган. Но думает сейчас не о собственной госпоже, лишь прикрываясь ее плащом из теней для острастки глупцов. Морщины и грязь, вымазанные волосы, драное рубище, голос, как из могилы — да, это могло смутить его: после хмеля, после болезни, в чаду факелов и очага. Но эти слова — этот ход мыслей, ступени и ниточки рассуждений — ему захотелось смеяться. Он слышал подобное сотни раз, он, Амброзий из Рима — взять что-то невинное и обыденное, всем известное и доступное — затем вывернуть наизнанку, добавить таинственность и обман, злой умысел и намек на открытие. О, скольких сместили с их высот такими путями! От успешного торгаша — до императоров Рима и памяти после смерти. Он видел эту знакомую схему, старый рисунок. И страх перед смертью и неизвестным улетел в тот же миг.
— Не теряй ее из виду, — прошептал он Килуху. — Даже если она спокойной уйдет. Не теряй.
— Да, господин.
Может статься, саксы вступятся за свою госпожу и дело завершится быстрее.
— Всем молчать!
Амброзий вздрогнул от крика Вортигерна. Император встал со своего места и не смотрел на жену. Ровена чуть не дрожала со страху, но он даже не взял ее за руку.
«Вернись на место, — мысленно шептал Амброзий ему. — Ты пьян. Ты вернулся из битвы. Ты — такой, как ты, поверит наговору злой ведьмы? Будешь перед всеми плясать под бабскую дудку? Вортигерн, что я знаю, мог лишить всего и за призрак обиды. Прогони ее прочь. Позволь слугам Ровены отхлестать ее плетью.»
Но Вортигерн не сел обратно за стол. Он был пьян, это верно, но не так, чтобы грузно повалиться на землю и лишить эту ссору ядра. Ровена протянула к нему тонкую руку, но он сбросил ее.