— Нет! — крикнул Тапур, возбужденно сверкая глазами. — Не сдаваться я призываю вас, мудрейшие из мудрых, а перехитрить персов. А потом уже и разбить их. Прогнать прочь. Когда персы выдохнутся, блуждая по нашим степям, когда они растеряют в наших степях свои силы и веру в победу, вот тогда можно и дать бой. Прадеды нас учили: скиф и конь — одно целое. Когда враг велик и силен — конь и скиф делают вид, что бегут. А убегая, заманивают за собой врага. Поводив и измотав его, выбирают удобный миг и нападают. Засыпают врага стрелами и снова исчезают. И так делать до тех пор, пока не обескровится враг, пока не потеряет он веру в свою победу. Тогда и дать решающий бой.
Тапур закончил и сел, тяжело дыша от возбуждения.
Иданфирс обвел внимательным взглядом вождей.
— Правду говорит Тапур: не всякое бегство — позор. Мы должны заманивать персов вглубь степей, в те края, где нет воды. А пастбища будем уничтожать. И — изматывать, изматывать персов до последней капли силы. Осиное гнездо Скифии везде и повсюду будет жалить чужеземцев, а само оставаться недосягаемым для их мечей.
Вожди и старейшины в знак согласия с владыкой склонили головы.
— Со времен родоначальника скифского люда Таргитая, — воскликнул владыка, — со времен первого царя Скифии Партатуа скиф никогда не ходил в ярме раба. Так я говорю, мудрые мои люди?
— Так! — воскликнули вожди и старейшины. — Не ходил и не будет ходить. Пока сияет в небе Колаксай и течет Арпоксай, до тех пор скиф волен, как птица в небе!
— Будем заманивать персов на восток, — поднялся владыка. — Все. Ступайте, вожди, к своим войскам!
Глава четвертая
Милена, голубка моя сизая…
Не думала она возвращаться к Тапуру, не гадала, а вот как обернулось… А может, и думала, да сама себе не признавалась, гнала от себя эти мысли, а сердцем рвалась к нему. А может, такова ее доля — сколько от скифов ни беги, а никуда не убежишь, как нельзя убежать от самой себя…
Ее встретили лазутчики Иданфирса, когда она, мокрая, стуча зубами от холодной утренней воды, выбралась из Истра на скифский берег. И надо же было ей, рассказав лазутчикам все, что она знала о персах и их намерениях, мчаться на юг, к морю, к отчему дому. Сколько там оставалось той дороги? Дня три-четыре?.. И была бы она сейчас дома, у родного очага, и радовалась бы, что все невзгоды остались позади… Так нет же, она спросила тогда у лазутчиков, где сейчас вождь Тапур… Спросила просто так, спросила, потому что ничего с собой поделать не могла… Лазутчики сказали ей, что Тапур совсем недалеко отсюда, что он со своим войском идет по южному краю навстречу персидской орде… И высказали желание проводить ее к Тапуру. И она сказала тогда сама себе: хорошо, я поеду к нему, хоть и не собиралась возвращаться к Тапуру. Но вернусь не навсегда, а только на день… нет, на полдня… нет, лишь на миг… Да, да, лишь на миг, чтобы сказать, что нет больше Ликты… Сказать, посмотреть на Тапура и… И вернуться домой. А Тапур пусть ищет себе другую жену, которая сумеет родить ему сына… А она… она вернется к отцу, к своим согражданам.
Она отвела беду от своего города и теперь может вернуться домой.
Вот так она думала, пока ехала с царскими лазутчиками к войску Тапура. Видят боги, не думала она возвращаться к Тапуру, так уж вышло… Когда встретили войско Тапура, что двигалось навстречу персам, вождя на месте не было. Предводитель Анахарис сказал ей, что вождь умчался на совет к владыке Иданфирсу и вернется через несколько дней. А еще предводитель Анахарис сказал, что Тапур искал ее по всем усюдам, до самого Борисфена его люди доходили, но ее нигде не нашли. А еще сказал ей Анахарис, что вождь каждый день думает о ней и очень гневается на себя за то, что так тогда поступил с нею… И еще предводитель Анахарис сказал ей, что она должна немедля возвращаться в кочевье Тапура, ибо она — хозяйка всех его людей, и вместе с женщинами и детьми отойдет на север, куда отходят сейчас все, кто не может держать оружия в руках. И она… она согласилась… Не понимала, что с ней творится, но почему-то вдруг ее потянуло в край Тапура сильнее, чем домой…
Предводитель Анахарис выделил для нее два десятка всадников, чтобы с ней ничего не случилось в дороге, и велел воинам беречь жену Тапура как зеницу ока.
И они поехали.
***
И — странно, когда добрались до кочевья Тапура, Ольвия разволновалась. Невесть почему разволновалась. Было у нее такое чувство, будто после долгой-долгой разлуки вернулась она наконец в родной дом. Совсем недавно, глухой ночью, охваченная страхом, бросилась она в отчаянии в черную и незнакомую ей степь, бросилась почти на верную гибель, но с надеждой, что назад она никогда-никогда не вернется. Не вернется, даже если это будет стоить ей жизни. И вот… возвращается. Даже обрадовалась, когда заприметила в долине знакомое кочевье… Словно век его не видела…