— Оно-то и так, — басом соглашался Таксакис.
— Не забывай: Дарий — мудрый полководец. И мудрый, и удачливый. Говорят, у себя дома он за один год выиграл аж девятнадцать битв и пленил при этом девять царей. Глупец, как известно, на такое неспособен. Так что почитай Дария, как мудрого змея. Пока он силен, с ним опасно сходиться. Надо отступать. Только отступать. Но твое отступление — это не бегство, это хитрый ход.
— И доколе же я буду водить Дария за собой?
— А до тех пор, пока персы не попадают с ног. Вот тогда ты их легко прикончишь. И отходи не куда-нибудь, а в земли тех племен, что отказались нам помочь. Если они не захотели по доброй воле вступить в войну, мы их заставим это сделать другим путем. Заманив персов в земли чужих племен, обходи их и ударь им в спину. Если персы сильны, огрызаются — отходи. И снова води их за собой, и снова наскакивай и кусай… Терзай их, грызи и — убегай… И води их за собой столько, сколько захочешь. У нас нет городищ, как у других народов, скифы всегда в седле, а добро на колесах. Пусть побегают за ними персы!
Нюхнул размятую полынь, прищурился.
— Ничто так не пахнет, как полынь. Время от времени нюхай ее, вождь. Будешь степь нашу тогда чувствовать… Ну, вождь, пора. Веди свое войско и не забывай почаще советоваться с моими людьми.
— Слушаюсь, владыка! — Таксакис одним махом взлетел на коня, тот даже присел, и поднял свою тяжеленную дубину. — Ох и погуляет же эта дубина по персидским головам!..
И погнал коня к войску, что уже собралось на равнине, готовое к походу.
***
— Тапур?..
— Я здесь, владыка!
Иданфирс пристально смотрит на четвертого вождя Скифии.
«Четвертый-то он четвертый, — думает владыка, — а вот не уступит ни в чем ни второму, ни третьему… Умен, хитер, отважен и… коварен… От него чего угодно можно ждать. Спит и видит себя царем Скифии. Когда меня не станет, то вряд ли Скопасис даже в союзе с Таксакисом сумеет укротить этого вождя восточных кочевников. Такой бы сумел удержать все наши племена в одной узде. Посмотрим, как он покажет себя еще и с персами».
А вслух молвил:
— Пойдешь на закат солнца, к Истру. На разведку. Первым и встретишь персов. Веди их за собой, уничтожай отдельные отряды врага, но в драку с ними не ввязывайся. С главными силами. Выведывай все и заманивай их. Отходить будешь тоже к озеру Меотиде. Сделаешь так — снова возвращайся в Скифию. Да помогут тебе боги. Со мной будешь поддерживать связь через нарочных посланцев. От меня далеко не отрывайся, кому из вождей — Скопасису или Таксакису — будет трудно, к тому тебя и пошлю на помощь. — И внезапно, без связи с предыдущими словами, спросил: — Ну, как твоя греческая жена?
— Поехала к своему отцу-архонту в гости, — не растерявшись, буркнул Тапур первое, что пришло в голову.
— И хорошо сделала, — одобрительно сказал Иданфирс. — Нам нужно поддерживать с греками добрые отношения.
В тот же день Тапур повел свое войско на запад, навстречу персам. Как донесли лазутчики, персы уже углубились в степь на три дня пути и быстро продвигаются вперед. Очевидно, они, как полагал Тапур, успели углубиться уже дней на пять-шесть. Надо спешить, чтобы успеть уничтожить пастбища вдоль Борисфена и не дать персам выбирать себе пути, а навязать им свои.
На равнинах степь уже побурела, и это скифам на руку. Пусть попробуют персы накормить своих коней! Вперед Тапур отправил самых зорких. Скачут всадники на низкорослых, выносливых конях, скачут, пригнувшись к гривам. У них колчаны полны стрел, башлыки низко надвинуты на лбы, за плечами развеваются длинные чубы. Быстры, как ветер, скифские лучники! Правду говорил Иданфирс, скифам нечего терять: сел на коня — и в путь.
Равнина стелется за равниной, кряжи, холмы, балки. Всадники то исчезают в балке, то выныривают. И снова тянется волнистое плато с едва видимыми кряжами на горизонте. Степь уже не та, что была весной или в начале лета. Начинают исчезать зеленые краски, отцветают цветы. Теперь цветет шелковый ковыль; глянешь — степь до горизонта словно серебряная, и всадники на ходу бросают в серебристые моря пылающие головни, и позади них огонь пожирает все, что росло и цвело.
***
Как только дозорные сообщили, что до персов остался один переход, Тапур велел становиться лагерем. Коней не расседлывать, пасти, не отпуская их от себя.
Сам Тапур помчался к ближайшему кургану. Конь вынес его на вершину и застыл. Далеко, до самого горизонта, стлалось серебристое море шелковой травы. А там, где оно кончалось, вздымалось облако пыли. Персы! Тапур всматривается зоркими глазами в эту пыль, что ширится на горизонте, и ему кажется, что он видит отдельных всадников.