«Мой отец — Виштаспа, — думал он. — Отец Виштаспы — Аршама, отец Аршамы — Ариарамна, отец Ариарамны — Чишпиш, отец Чишпиша — Ахемен. Потому мы и зовемся Ахеменидами. Потому наш род испокон веков — царский.
Восемь из моего рода были царями до меня. Я должен стать девятым».
Так думал Дарий, но вслух не проронил ни слова о своих правах на персидский престол, полагая, что друзья-заговорщики и сами о том прекрасно ведают. И Дарий вопросительно взглянул на Отана: ты, мол, знаешь, чьего я рода, так что говори.
И Отан попросил слова.
К величайшему удивлению Дария, он сказал:
— Думаю, не стоит снова отдавать власть в руки одного самодержца. Вы хорошо знаете, до чего доводил нас произвол Камбиза. Неужели вы снова хотите иметь такого царя? Самодержец творит что хочет, он сеет зло, слушает соглядатаев и шептунов, а лучших людей преследует, губит их без суда, а подлецов еще и поддерживает.
— Оставить царство без правителя? — удивленно вскинул брови Дарий.
— Почему без правителя? — спокойно переспросил Отан. — Давайте введем народное правление. Ведь народ-правитель не станет творить ничего из того, что позволяет себе самодержец, ибо все решения будут зависеть от народного собрания. Итак, — закончил Отан твердым голосом, — я предлагаю уничтожить единовластие и сделать народ владыкой!
Дарий потемнел лицом, но не молвил и слова. Только подумал:
«Ишь, куда занесло Отана! Народовластия ему захотелось. Чтобы чернь доконала Персию, чтобы низкородные захватили верховную божественную власть? Чтобы всякие выскочки в цари рвались, а мы, знать, к ним в прислугу нанимались?»
Кто-кто, а Дарий хорошо знал ситуацию в стране. Вследствие бесконечных войн, которые вел еще Кир, отец Камбиза, знать разделилась на два противоположных лагеря: знать Запада рвалась к власти и одновременно пыталась покончить с положением «народ — войско», а на Востоке царства военно-племенная демократия старалась не допустить к власти знать. По всему царству либо зрели, либо уже вспыхивали бунты, повсюду неповиновение, недовольство, вражда… Не сегодня-завтра распадется царство, с таким трудом созданное Ахеменидами, а Отану захотелось народного правления.
Вторым слова попросил Мегабиз.
— То, что сказал Отан об отмене самодержавной власти, поддерживаю и я, — начал он уверенно, но было неясно, куда он клонит. — Но что до второго предложения — отдать верховную власть народу — то это, мне кажется, не лучший совет. — («Молодец, Мегабиз», — мысленно похвалил его Дарий и, не удержавшись, одобрительно кивнул). — Ведь нет ничего ужаснее разнузданной черни, — продолжал Мегабиз, и Дарий во второй раз одобрительно кивнул. — Так гоже ли нам, спасаясь от тирана, попасть под власть черни? Ведь тиран хотя бы знает, что творит, а народ даже и не знает. Ибо откуда у народа разум, если он не учен и не имеет никакой прирожденной доблести. Шумной толпой ринется народ к кормилу власти, и тогда нам, знати, хоть на край света беги. Да и чего нам доброго ждать от людского сброда? — Он на миг умолк, будто собираясь с силами, и воскликнул: — Пусть ценит народное правление лишь тот, кто желает зла Персии! Мы же наделим верховной властью тесный круг высшей знати, а в их числе будем и мы сами. А от лучших людей и будет исходить государственная мудрость.
Хорошо начал Мегабиз, но и он не туда повернул. Дать власть знати? Да завтра же начнется в Персии раздор, и царство распадется на враждующие лагеря.
Дальше молчать Дарий уже не мог.
Но начал сдержанно, с похвалы Мегабизу:
— По-моему, Мегабиз правильно отозвался о народе, а вот на знать, пусть и высшую, у меня иной взгляд. Если мы возьмем на выбор формы правления, каждую в ее совершеннейшем виде, то есть совершеннейшую демократию и совершеннейшую монархию, то последняя заслуживает наибольшего внимания. Ибо нет ничего лучше правления одного наилучшего владыки. Он безупречно руководит народом, и при такой власти лучше всего могут храниться в тайне решения против врагов. Среди верховной знати, какой бы она ни была справедливой, непременно возникнут раздоры, соблазны, распри. Ибо каждый захочет главенствовать, и вспыхнет вражда. А от нее до кровопролития — один шаг. При демократии пороки тоже будут, ведь в общественные дела проникнет подлость. Возникнут тайные союзы, заговоры. Вплоть до того, как какой-нибудь народный вождь не покончит с демократией. И потом этот вождь быстро становится самодержцем. Итак, единовластие — лучший способ правления. И потом: откуда у нас, персов, свобода? Кто нам ее дал? Народ или самодержец? По-моему, если свободу нам дал властитель, то и должны мы крепко держаться за этот способ правления и не нарушать добрых отцовских заветов и обычаев.