А Дарий, оставшись один, снова посмотрел на все четыре стороны света и больше не сомневался в том, что скифы пытаются его окружить в долине. Но для чего? Держать его в осаде у них не хватит сил, да и он легко разорвет любую осаду. К тому же и скифский царь не так прост, чтобы распылять свое войско по всей долине. Гобрий правильно рассудил, что главные силы кочевников на востоке и частично на западе. А на юге и севере — просто отдельные дозорные отряды. Но для чего скифы сосредоточили свои силы на востоке и западе? Неужели они решили в этой долине дать ему решающий бой? Тот бой, которого он жаждал с первого дня похода в эти степи? И которого меньше всего хотел бы сейчас, когда войско ослаблено блужданиями по степям…
«Но ничто так не поднимает дух воинов, как битва», — подумал он и пустил коня с кургана. Гвардейцы расступились перед ним, он промчался проходом к полководцам, которые уже ждали его.
— Готовьте войско, — сказал он им, — в этой долине скифы на собственных шеях познают мощь персидского меча и руки, что его держит…
***
В тот же день тысяча царских гвардейцев, напав на скифский разведывательный отряд, в стычке ценою двух десятков «бессмертных» захватила одного скифа.
Пленного пригнали в персидский лагерь на аркане, и все сбежались поглазеть на степняка, как на диво дивное, ибо всем хотелось вблизи посмотреть, а какой же он, скиф? Бежали смотреть в надежде увидеть нечто необычное, если не человека с рогами, то по крайней мере богатыря, а расходились с разочарованием. Скиф оказался мелким на вид, самый обыкновенный пастух, и ничего в нем не было такого… необычного, как то уже говорили в войске о скифах. Одним словом, не на что было и смотреть. И все думали: а может, это и не скифа поймали?
С пленного сняли аркан и по знаку Гобрия завели в царский шатер, предварительно обыскав и куртку его, и пояс, и штаны.
И только пленник очутился в шатре и взглянул на царя царей, восседавшего на походном троне, как гвардейцы зашипели на него:
— Падай!.. На брюхе ползи к царю царей, дикарь!
Но скиф ответил с легкой насмешкой:
— Разве персы не ведают, что добрый бог для стояния на земле дал скифу целых две ноги?
— Мерзавец!.. — яростно прошептал ему Гобрий. — За непочтение к великому владыке ты поплатишься головой!
— Головой — так головой, — беззаботно ответил скиф. — Я торговаться не люблю. Да и к тому же я ваш гость.
Левый уголок губ царя дернулся, и он шевельнул бровью. От пленника все отскочили: и Гобрий, и гвардейцы. Царь пристальным, не без любопытства, взглядом рассматривал своего «гостя» и скептически кривился. Удивляться было нечему. Перед ним стоял низкорослый, даже несколько щуплый, узкоплечий, костлявый человечек. Мелкий, невзрачный, незнатный и, уж верно, небогатый. Ношеная куртка в нескольких местах прожжена огнем, на локтях дыры, засаленные штаны с истрепанными штанинами, сафьянцы в дырках. Бородка жидкая, рыжая, глаза беззаботные, веселые. На носу и щеках — веснушки. Как у женщин. Одного уха нет, только дыра…
— Где уха лишился? — несколько добродушно спросил Дарий.
— Хозяйский жеребец отгрыз, — так же добродушно, даже беззаботно ответил скиф. — Ох и лютый же! Всем жеребцам жеребец.
— Раз лютый, значит, настоящий конь, — отвечал царь. — Я люблю лютых коней за то, что они… лютые.
— Мы и лютых коней укрощаем! — глядя царю в глаза, ответил пленный, и это Дарию не понравилось.
Спросил сухо:
— Ты кто?
— Скиф, — охотно ответил пленный и в свою очередь поинтересовался: — А ты кто?
— Перс!!! — не удержавшись, крикнул Дарий, ибо его уже начинало раздражать такое поведение этого невзрачного человечка. — Перс я! Сын перса!
— Перс — так перс, — пожал плечами пленный. — Только чего кричать? Я же не кричу на тебя, что я скиф.
Дарию на миг перехватило дыхание, но силой воли он сдержал себя и процедил сквозь зубы:
— Я очень рад, что ты скиф!
— Так ты, верно, от радости и бегаешь за нами по степям? — усмехнулся пленный. — Всю траву своей ордой вытоптал.
— Ты откуда такой… веселый?
— Из Скифии, царь.
— Знаю, что из Скифии. Где твое кочевье?
— Там, на западе, — махнул скиф рукой. — На берегу Маленькой речки, что течет через выгон со старыми ивами.
— На берегу Маленькой речки, говоришь? — молвил царь. — Оно и по тебе видно, сам ты маленький.
— Мал, — охотно согласился пленный. — Не удался ростом. Но наша Маленькая речка впадает в очень Большую реку. Так и я… Сам-то я мал, а народ мой велик.
— Ты, я вижу, разговорчив, — медленно тянет царь. — Все знаешь.