И так продолжалось всю ночь.
Но все переправиться на ту сторону не успели.
Когда под утро Дарию доложил Гобрий, что по данным разведки (а она едва ли не единственная во всем войске сохраняла спокойствие и порядок), объединенное скифское войско уже истребляет отдельные пешие отряды персов на расстоянии полета стрелы от реки, владыка велел разрушить мост. Гобрий молча кивнул бородой в знак согласия и исчез в дождевой пелене. И мост был разрушен на глазах у тех отрядов, которые, отбиваясь от степняков, еще только-только подходили к реке. Дарий пожертвовал ими, остерегаясь, чтобы на их плечах скифы не ворвались на мост и не перешли Истр.
Говорят, с того берега еще несколько дней (когда ветер дул из Скифии) доносились отчаянные крики. То, моля о спасении, погибали под мечами степняков брошенные пешие отряды. Лишь немногим из них посчастливилось на бурдюках переплыть реку.
Два дня на той стороне шумел-гудел ливень, смывая со скифской земли следы чужеземной орды…
***
Спасителя своего, верного милетянина, Дарий не забыл, хотя сам поход в Скифию предпочел бы с корнем вырвать из собственной памяти. Уже в уютном шатре на фракийском, а значит, и безопасном берегу Истра, переодевшись во все сухое и выспавшись едва ли не впервые за последние дни спокойно и всласть, Дарий проснулся утром и ощутил в жилах своих горячую кровь. И еще ощутил необоримую жажду жизни, ту жажду, которую чувствуют все, кому посчастливится вырваться из смертельных когтей.
Радуясь, что он жив и будет жить, владыка внезапно для самого себя подумал:
«А что было бы, если бы Гистией примкнул к скифам и разрушил мост через Истр?..»
И от этой мысли кровь в его жилах начала стыть.
В то же утро царь царей велел наградить Гистиея за сохранение моста во Фракии, а самого милетянина нарек своим «мудрым и верным другом». Такого звания-титула — «мудрый и верный друг царя царей» — из уст Дария редко кто удостаивался.
А тут — было за что. Ведь подвиг милетянина Гистиея будут помнить в Персии даже после смерти самого Дария.
Пройдут годы, и сын его Ксеркс, став царем, оценивая верность Гистиея и ионийцев из его отряда, так скажет на одном из советов:
«От них, от охранников моста через Истр, зависели гибель или спасение всего персидского войска».
«О да, — подтвердит дядя его Артабан. — Если бы тогда Гистией послушался скифов, войско Персии погибло бы… — Потемнев лицом, он добавит: — Даже и подумать страшно, что вся держава царя была тогда в руках одного человека!..»
***
Геродот рассказывает:
После бегства из Скифии Дарий, будучи в Египте, возжелал поставить перед храмом Гефеста свою статую, и не где-нибудь, а рядом со статуями Сесостриса (Рамзеса II). Но «жрец Гефеста не позволил этого сделать, заявив, что Дарий не совершил таких великих подвигов, как фараон, который не только покорил все те народы, что и Дарий, но к тому же еще и скифов, которых Дарий не смог одолеть».