Странно, но он почему-то уже не казался ей чужим и враждебным. Было такое чувство, будто она знала его давным-давно.
Они ехали напрямик по ковылю, и кони по самое брюхо плыли в зеленом море, и о ее ноги все бился и бился ковыль. А она встревоженно думала:
«Но ведь он… людолов. Каллипидов разорил, меня забрал… А я… я уже не чувствую к нему злобы. Неужели скифы меня чем-то опоили?..»
И она начинала верить, что да, что скифы и впрямь опоили ее каким-то зельем, и теперь она по-другому думает об их вожде. А он, не глядя на нее, задумчиво говорил, словно советовался сам с собой или беседовал со степью:
— Мне нужен сын. У меня все есть: богатство, слава, власть. А какие табуны у меня! Каких коней я выпестовал в степях! Все есть. Все. У меня, в конце концов, есть и ты — лучшая жена, какой нет ни у одного скифского вождя. Но у меня нет сына. И на мне прервется мой род, и коней в этих степях будут седлать другие роды. Вот почему ты должна родить мне сына! Потому что дочерей довольно. Их у меня целых четыре. Хорошие девочки, такие щебетуньи, но… Но нужен сын. Две мои жены родили мне дочерей, и я хотел было продать их в рабство, да старейшины отговорили.
— Но… за что?
— Как — за что? — даже удивился он. — Да за то, что они не захотели родить мне сыновей. Или хотя бы одного.
Ольвия пораженно посмотрела на Тапура.
— А разве они… виноваты?
— Да, виноваты!.. — уверенно воскликнул он. — Мой отец, вождь Ор, очень хотел, чтобы у него был сын. И моя мать родила ему сына, то есть меня. Видишь, как все просто. А мои жены не захотели родить мне сыновей. Я отослал их в дальние кочевья. Но если те две ленивые и жирные бабы еще хоть раз попадутся мне на глаза, я все-таки продам их савроматам!
«Так вот он какой, этот… людолов?! — пораженно подумала она и ощутила какой-то страх, ведь он и с ней может поступить так же, как с двумя первыми женами. — О боги, какие странные эти скифы! Разве можно понять этого Тапура?»
И простор степи почему-то уже не манил ее так, как мгновение назад. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, она спросила:
— А куда мы едем?
— В мое весеннее кочевье, — махнул он рукой на восток. — Оно там, за кряжем, в долине Трех Колодезей. Там будем стоять, пока табунам хватит травы, а потом покатим дальше на восток. Мы не греки, живем вольно: сегодня — здесь, а завтра — вон там!
— А там что? — махнула она рукой на север. — За синими кряжами, где небо сливается с землей. Что там?
— Степь и степь.
— А кроме степи, что-нибудь есть? — допытывалась она.
Он удивленно на нее посмотрел.
— А что может быть в степи, кроме… степи? Нам, скифам, нужна только степь. Степь, и больше ничего. Потому что мы — степняки. Сыны степей, а степь — наш отец. Великая степь, широкая степь! В степи мы добрые.
Ольвия взглянула на караван, на его всадников, гнавших каллипидов, вздохнула и промолчала. И снова видела перед собой не скифа-мудреца, который терзается из-за отсутствия сына, а видела, как и прежде, хищного людолова. Так кто же он, этот Тапур? Кто они, скифы? Действительно ли добрые сыны степей или дикие племена, что живут набегами на земли своих соседей?
Когда они поднялись на холм, Ольвия увидела вдали высокий курган.
— Там лежит мой отец, вождь Ор, — сказал Тапур, заметив ее взгляд. — Он как раз кочевал в этих краях, когда его настигла смерть. Это случилось десять весен назад.
— Он умер?
— Да, но не своей смертью. Ор никогда не жаловался на недостаток силы, и здоровья у него было хоть отбавляй. Как говорится, на троих хватит! Крепок был, как дубы у Борисфена. И до сих пор бы жил на этом свете, если бы не Скил.
— А кто такой Скил?
— Пастух моего отца, голодранец! — презрительно воскликнул Тапур. — Даже башлыка своего, как подобает каждому мужчине, не имел. Тряпкой голову обматывал. Никем он был в наших степях, нищий из нищих. Но на чужое добро глаза пялил, все ворчал, что в степях несправедливость. У него был маленький табун, но он пропал в холодную зиму, когда травы обледенели и кони не могли добывать себе корм. Вот Скил и нанялся пастухом к Ору. В степи у табуна и жил. Сперва он старался, потому что мечтал возродить свой табун. И уже заработал выпасом у Ора кобылу и хотел ее случить, чтобы она принесла ему жеребенка. А тот жеребенок, выросши, привел бы еще одного… Так и мечтал Скил возродить свой табунок. Но за теми мечтами не углядел за отцовским табуном, и волки утащили жеребенка. Вот вождь Ор и забрал у Скила полкобылы за того жеребенка. И осталось у Скила только полкобылы. Той весной вождь Ор захватил много рабов и продавал их савроматам. Покупали рабов у него и свои. Вот Скил привел к нему кобылу и говорит: половина этой кобылы твоя, а за вторую половину дай мне рабыню. Я женюсь на ней, и она родит мне сына, потому что свободная скифянка за меня не пойдет, ведь я беден и не имею повозки. Вождь Ор дал ему за полкобылы рабыню, но велел выколоть ей глаза.