— Кто ты, скиф? — вырвалось у Ольвии.
— Я уже говорил: Тот, кто уничтожает волков. Так меня называют в степях. А еще — злой дух степи. Тоже так называют.
— И долго ты будешь уничтожать волков?
Он пожал плечами.
— Не знаю… Пока не вернут мне сына.
— Что?.. — Ольвия изумленно приподнялась. — Что ты сказал?
— Я был когда-то пастухом, — пробормотал он, не отрывая взгляда от серого пепла костра. — Была у меня кибитка и сын. Он еще не умел ходить, но уже хорошо ездил верхом. Посажу его, бывало, на коня, ухватится руками за гриву и мчится… Добрый бы из него вышел всадник и пастух!
Он вздохнул и долго молчал.
В степи быстро светало, низом потянулись туманы, влажные, холодные. Прошелестел ветер, взвихрив пепел в костре. Где-то за курганами прогрохотали тарпаны, и все стихло.
— Там… — махнул он на восток, — за тремя холмами мы пасли коней. Чужих, нашего вождя. У меня было четверо коней, но прошлой зимой случилась гололедица, и мои кони пропали. Ледяная корка на снегу была такая, что они не смогли пробить ее копытами. И ослабели. Их и порвали волки… Так я остался без табуна и пас чужих коней. Но у меня был сын и была кибитка. Однажды ночью на табун, который мы пасли, напали волки. Много-много волков. И они совсем обнаглели и не боялись нас… Всю ночь мы жгли костры и пускали стрелы в серых. Коней мы тогда уберегли, а сына моего не стало… Его вытащили из кибитки волки. Я видел след их лап. Он, видно, проснулся ночью и плакал, вот серые и услышали… Я искал сына пять дней и не нашел. Тогда я закричал на всю степь: «Эй, волки! Клянусь богами, что я сживу ваше проклятое племя с белого света. Либо верните мне сына, либо я истреблю вас до единого!»
— Давно это было?
— Три лета и две зимы назад.
— С тех пор ты бьешь волков? — Ольвия с жалостью и удивлением взглянула на своего спутника.
— Бью!.. — с ненавистью ответил он и заскрипел зубами. — И буду их истреблять. За свой табун, за сына! День и ночь буду сеять я смерть среди их племени. Пока их царь не испугается и не скажет волкам: верните ему сына поскорее, иначе он сживет нас с белого света. И тогда волки вернут мне сына, и мы будем кочевать с ним по степям…
Светало…
Пылал край неба, и солнечные лучи веером расходились по небосклону. Летели перепела, падали в ковыль, где-то пересвистывались сурки.
— Пора, — сказал Тот, кто уничтожает волков. — Сегодня, когда солнце поднимется в зенит и встанет у нас над головами, мы доберемся до Борисфена. Я перевезу тебя на бревне на тот берег и вернусь в свои степи. Мне еще нужно много-много убить волков, пока они не испугаются и не вернут мне сына… А о тебе я всегда буду помнить, мужественная и добрая женщина.
Глава седьмая
Людоловы на Борисфене
До Борисфена добрались, как и обещал Тот, кто уничтожает волков, и впрямь в полдень, когда солнце уже хорошо поднялось над головой, а тени, съежившись, стали короткими, как хвосты у зайцев.
Добрались как-то совсем внезапно, неожиданно, хотя и спешили к великой реке с самого раннего утра. Мгновение назад они ехали по густому ковылю, что доставал коням до брюха, повсюду простирались однообразные равнины с перелесками и кряжами, балками и взгорьями, с орлами в поднебесье; простирались, казалось, до самого горизонта, где небо сливалось с землей, а потом в один миг кони внезапно остановились как вкопанные, и Ольвия вскрикнула, потому что не увидела перед собой… ничего. То есть она увидела, но — пустоту, наполненную свежим воздухом, который над самой пустотой был чуть голубее, а в следующее мгновение разглядела на дне безбрежной пустоты широкую голубую полосу, словно уже из иного мира.
Качнувшись вперед, Ольвия невольно ухватилась за гриву коня, глянула вниз, потом перед собой и тихо и радостно ахнула:
— Боже мой, как же красиво!..
Они стояли на высокой, отвесной круче, на которой чубом развевался ковыль, а далеко внизу, в широкой привольной долине, среди ивовых рощ, зеленых островов и желтых прибрежных песков, среди необъятных просторов, под высоким и бездонным небом неторопливо струился на юг, к Гостеприимному морю, могучий Борисфен.
И над его лазурью, над зеленью островов и желтизной песков летали белые чайки.
И было тихо и благословенно над всем белым-белым светом.
И вздохнула Ольвия так легко, словно после долгого-предолгого странствия наконец добралась до порога отчего дома.
— Борисфен! — возбужденно крикнула она, и на ее просветлевших глазах заблестели слезы. — Борисфен! — закричала она и, сорвав с головы башлык, замахала им, восклицая: — Борисфен!! Борисфен!!