- Бабушка… она мне ничего не даёт… ни музицировать, ни рисовать, ни общаться с тобой… Я не могу…
- Господи, Оля… - ещё серьёзнее заплакал я, - Олечка моя любимая!
Она молчала.
- Прости меня!
- Ты не виноват… Это я виновата, что тебе не рассказала…
Она молча смотрела в потолок с текущими глазами. Мы успокоились… Из звуков только тикали часы.
- Соня сама…
- Я тебя понимаю, Лёша… Но виновата только я. И Кирилл – я в него влюбилась, не буду скрывать…
- Он в живых не останется, правду говорю!
- Не трогай его…
Я удивлённо посмотрел на неё с разбитым носом. Увидев моё лицо, она посмеялась.
- Ты стал не тем, кем был до этого… - начала она, - Холодный, эгоистичный, пустой… Честно, Лёша, я не понимаю… Ругаю себя до сих пор за то, что виновником этого могла стать я…
- Ты ошибаешься! Я не такой! – ответил я.
- Нет, Лёша, нет… Нужно нам немного отдохнуть с тобой… Хочу сделать легче и тебе, и мне…
- Не надо идти на такие жертвы!
Ей, кажется, становилось хуже… Она вспотела, глаза устремились ввысь.
- Принеси воды… - с трудом проговорила девочка.
Я отправился на кухню, но передо мной встала тётя Марта… Кажется, она только что вошла, увидев распахнутые двери.
- Что ты здесь делаешь у моей внучки? Пошёл вон отсюда! – строго приказала она.
- Н-надо д-девочке налить в-воды, я н-налью и п-пойду, - начало тошнить меня.
- Я сама налью… А теперь ВОН ИЗ МОЕЙ КВАРТИРЫ!
Не ожидая такого крика, я пошатнулся и бросился бегом из дома, оставив Олю одну наедине с тираном… Праздник закончился, начиналась реальность…
XXII
Во время осенних каникул с Олей мы не общались. Нам нужна была передышка, осознание и принятие всего случившегося. Теперь мы не встречались – вовсе нет. Ко мне зашла Соня наследующий день, извинилась за поцелуй и сказала, что переезжает в соседний город Бакал на днях. Между Кириллом и Олей установились отношения, и после каникул они уже сидели за одной партой. С девочкой мы стали общаться гораздо реже… Нет, мы не поссорились, и нам не было плохо от расставания. В тот день мы выпустили все переживания, и стали опустошенными ходячими трупами. Отношения с Кириллом – прикрытие своей душевной раны, но надолго ли? Я же снял свои розовые очки – мне в них стало довольно некомфортно ходить, и надел новые, ранее ещё приготовленные после той драки, но так ранее и не задействованные. Они на мне удобно сидели, но мир через них стал серее, темнее и грустнее.
На Новый год мне позвонила Оля с поздравлением.
- Привет. С праздником тебя, - как-то уныло произнесла она, когда на заднем фоне гремел во всю салют.
- Спасибо! Того же, - чуть живее сказал я, - Ты дома отмечаешь?
- Да, с бабушками и дедушками, тётей и двумя дядями, - на заднем фоне послышались мужские слова: «Оленька, сюда иди скорее!».
- Понятно… - сказал я словно в пустоту, - Что ж, поздравляю ещё раз, с новым годом!
- С новым счастьем… - договорила девочка и бросила трубку.
Всё это являлось исключительными формальностями, кроме последних слов… В ней осталась вера в перемены, благодаря которым она высвободится из злобных оков судьбы. Я представлял, как ей больно, и испытывал ту же боль, что и она. В те дни, в те месяцы Оля находилась в абсолютном одиночестве. Кирилл – это лишь внешняя оболочка, пустышка. Перед нами встала ледяная стена, которая таяла так медленно, что сохранялся вопрос, когда она полностью растает. Никогда?.. Нужно было кому-то зажечь искорку и ускорить процесс таяния.
XXIII
Весной у меня домашняя обстановка накалилась и стала невыносимой. Да, было битьё тарелок, да, были ссоры – но что они делают на фоне замечательной Оли! Сейчас, когда я остался один на один со своими настоящими страхами, мне стало гораздо хуже. Теперь каждый треск посуды – это колотые раны в сердце. Почти каждый вечер я переживал очень трудно и потом плакал в подушку пол ночи. У меня не было никаких сестёр или братьев – я один в семье. Один в этом сером мире…