Выбрать главу

Эта борьба являлась бессловесной. От наших движений дёрнулась люстра, зашумевшая множеством блестяшек, свалились тёмные шторы с карниза. В конце уже я повалил на пол Олю и держал над ней нож. Ударить или нет?..

Я этого не сделал. Откинув нож в коридор, я спокойно отражал все попытки атаки. Единственный удар, который у неё прошёл довольно успешно, оказался по очкам, расколовшимся в ту же секунду на множество розоватых осколков.

Из Оли выходили последние силы. Последний взмах кулаком, и она осталась лежать подо мной, смотря на потолок. Я встал с неё и помог ей прилечь на диван.

- Что у тебя случилось, расскажи… К вам же должен был приехать отец, что-то с ним случилось, да? – спросил её я.

Она не удержалась и заплакала, причём так сильно и громко, как не было даже в дождливый осенний день, когда я подозревал её в измене и зашёл к ней в квартиру, где с ней случился припадок. В нашей борьбе не выиграл никто: обнявшись, мы вдвоём припали друг к другу и почувствовали себя убитыми и опустошёнными. Чтобы хоть как-то заглушить крики Оли, я положил её голову к своей вспотевшей груди. Так просидели какое-то время, и теперь мне стали понятны истинные намерения начать вторую попытку «новой жизни».

Выплакивая последние слёзы и хныча, девушка рассказала:

- От-тец прих-х-хо-одит поз-завчера… Д-дов-вольный, с г-гостин-нцами, - она на время прервала повествование, выпустив последние слёзы на мою почти полностью мокрую футболку, - И в-вот… б-баб-бушки не б-было в т-тот мом-мент. При-х-ходит вечером… Видит моего от-тца, мат-терится на него, н-но мы приняли это как шутку, не более, - успокаивалась Оля, высказываясь теперь словесно, - Он мне подарил красивейшие рубашку, юбку, в которых я сейчас, ещё множество разных нарядов и… и…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Крестик? – обратил внимание на выпирающую верёвочку из-под воротника рубашки рядом с кроличьей лапкой.

Она расстегнула первые чёрные пуговицы, я махал руками, чтобы не делала этого, поскольку и так понял. Около лямки её бюстгалтера находился большой деревянный средних размеров крестик, на котором распят Иисус.

- Он с-сказал, что будет всегда поддерживать связь со мной через него… Я сначала не поняла, к чему это… - спрятала крест и, не застёгивая рубашку обратно, продолжила, - Потом вроде бы все успокоились. Ложимся спать – папа лёг в гостиной. Просыпаюсь утром, прохожу в розовой пижаме, которую он м-мне под-дарил… - снова начала волноваться она, я лёг рядом с ней на спину, обнял её, и мы дальше разговаривали, смотря в белый потолок; на её оголённой шее выступал деревянный крест, - Пр-рохожу м-м-мим-мо гостин-ной… А он… он-н-н…

- Что?

- Повесился на люстре, - сказала Оля эти слова таким чётким спокойным тоном, что даже я вздрогнул. Через секунду из её глаз снова полились слёзы.

- Как так… - не мог поверить в слова девушки.

- Т-ты н-не п-пов-веришь… - открывая свой пока белозубый рот, хныкала она, потом подошла к чемодану уже не на носочках, а нормальным шагом, достала какую-то газету, в которой на одной из страниц извещалось об самоубийстве «приезжего».

«Николай Константинович Морозов 1969 г. р. приехал в г. Сатка 20 апреля поздно вечером к семье. На следующее утро его дочь обнаружила повешенным на люстре. На данный момент в квартире ведутся следственные мероприятия» - так было написано в газете.

- К нам приходили следователи… Бабушка сказала, что увезёт меня в Уфу к родственникам, и что больше не будет жить в этой проклятой квартире, - проговорила она и снова заплакала.

Я приблизился к ней и, сидя, обнял сильно-сильно её, почувствовав разгорячённую грудь и быстрое биение сердца. От волос, на удивление, не пахло ничем, абсолютно.

- Я выш-шла из-з дома т-тогда, к-когда б-бабушка соб-бирала вещи, - замолчала на какой-то момент Оля, - Она м-материла его ещё с-сильнее, об-бозвала самым конченным от-тцом на свете…

- Но, почему, Оля? Зачем?

- Он мог устать…

- Как устать? – поразился я Олиными словами, - То есть он специально приехал к тебе, подарил подарки, и повесился? Не мог умереть в каком-нибудь другом месте?