Я ненавижу прикосновения, особенно прикосновения мужчин. Чувствую себя грязной после них, обычно прячу руки в метро и уворачиваюсь от объятий любвеобильных коллег, я не терплю, когда меня обнимают за плечи, или обнимают вообще. Это напрягает, тело и душу.
С Тагаром по-родному. Вот сидишь на скрипучем ветхом стуле, прижимаясь к нему боком, пока он ворошит костер, и тебе просто хорошо, как будто, так и должно было быть, как будто бы в этом и спрятан весь смысл твоей жизни.
- Как ты нашёл меня… Тагар? - мне нравится произносить его имя вслух, оно перекатывается вибрирующими "р" в конце и отдается дрожью в недрах моего сердца.
- Я ждал тебя у Зарины, и я ждал тебя дома, - «Дома»… дома… - Ожидал такого от Таты, но не ожидал, что ты согласишься, - он встал, чтобы подбросить в печь ещё свежих дров, я наблюдала его мощную спину, облачённую в мягкий свитер из овчины, формы его тела были совершенны, отточенные месяцами упорного труда и ездой на лошади. Таким мужчиной хотелось восхищаться, хотелось гордиться, - Нашел я тебя интуитивно, просто пошёл по оставленным следам.
- Спасибо, - я благодарно прикрыла глаза, - просто…
- Тамара? За что ты меня благодаришь? - полушепотом в ожидании.
- За все. Только благодаря тебе я влюбилась в Тушетию, - и как будто между этих слов должно было быть сказано что-то еще, что-то, чего я не в силах была озвучить. Но в воздухе оно стояло. И мы понимали.
Тагар перевёл взгляд на моё запястье, опоясанное тугими бинтами. В его ладони моя была холодной. Он медленно начал развязывать их, сматывая их себе на руку. В свете ярко-рыжего огня это действо казалось мне таинством. Мы оба дышали в пространство меж моим холодом и его теплом. Он дышал, и моё дыхание смешивалось с его. Я дышала быстро, прерывисто, от страха, он - все еще запыхавшийся. Мы слышали оба, как быстро мы дышим. Тагар на мгновение поднял глаза, в них отражался костер: пламенный, жгучий. Тонкий вдох, будто бы и задержка дыхания, быстрый резкий выдох, тряся головой, заставляя кольца в левом ухе тонко звенеть.
- Мне хочется смотреть в твои глаза, - голосом красным в своей низкой остроте, очень-очень тихо, пропадая в шипении огня, не поднимая век, - но это будет больше, чем просто взгляд, - прикосновения его пальцев к коже отзывались жаром в моей груди, в районе ключиц. Я хотела, чтобы в его взгляде отразилась моя Вселенная.
Словно услышав эти мысли, он посмотрел. Снова. Он был неистово пленительным, сюрреалистичным, манящим своей силой, заботой, мягкостью; в одном флаконе мужественность и нежность. Тагар плавил швы моих внутренних засовов, ограды рушились, ломались стены. Он пробивал их.
- Твоя рука заживает, но тебе придется ещё множество месяцев не нагружать её, чтобы все раны затянулись, и она снова обрела силу, - он немного покрутил запястьем из стороны в сторону, - болит? - утвердительный кивок головой в ответ, - я наложу тебе повязку с травами, может немного щипать, змеиный яд хорошо лечит отёки и раны, - он выудил из пакета стерильную марлю, в которую была завернута повязка, приятно пахнущая деревьями, лесом и полем одновременно.
- Ты нёс все это… ради меня? И шёл в такую метель…
- Тамара, - он опустил мою руку, мягко накрывая её второй ладонью, - я ведь сказал тебе: ты сильно нравишься мне. И я на многое готов ради тебя, несмотря на то примешь ли ты меня или оттолкнешь. От твоего решения моё отношение не изменится.
- Так не бывает, Тагар, - мой голос пел нотами реализма, наполняясь болезненным удивлением неизбежности. Я слушала его и смотрела в его глаза. Эти глаза не врали, что угодно, но не его глаза, пропитанные пьянящим огненным ромом, окутанные прозрачной, тонкой голубизной, будто бы можно было заглянуть сквозь неё, чтобы лицом к лицу встретиться с обитающей в недрах душой.
Он качает головой и жмет мою ладонь, злится, где-то глубоко внутри, там океан бушует, шторм 10 баллов, на лице только сумрак, в котором он горит. Горящий сумрак. Удушает.
- Как мне заставить тебя поверить? - вкрадчиво, взглядом выгрызая мои внутренние страхи, отпечатывая себя в моих ребрах бешеным пульсом от стрел его глаз, - Верь.Мне.
"... И видишь, - я у ног твоих!
Тебе принес я в умиленье,
молитву тихую любви,
Земное первое мученье
И слёзы первые мои…"
Тагар встал со стула и прошёл несколько коротких шагов до окна. Ставни дрожали и дребезжали от ветра, он закрыл их плотнее и воцарилась тишина, нарушаемая лишь похрустыванием ветвей в печи. А я смотрела на его спину. Разве может спина незнакомца выглядеть настолько родной?.. Я верю, чего мне будет это стоить?