Тагар словно бы чувствовал мои страхи и тоже молчал. От него до слёз пахло мёдом, от толстого серого свитера и сильной шеи, от волос, от мочек ушей.
- Если бы ты могла заглянуть в мою душу, ты бы не сомневалась, - испытующе глядя в глаза, раскрывая янтарным взглядом, будто бы драгоценным ключом, грани моей к нему нежности.
- В чём? - почти без голоса, настороженно.
- В том, что я искренен.
- Я знаю.
- Тамара, - он мягко коснулся кончиками пальцев моего обращённого к нему лица, - не бойся меня, я - тот, кого ты чувствуешь, не собирательный образ, я — это я, это недоказуемо и оттого горько. Просто разреши себе чувствовать чуть больше, чем думать, - скатываясь в шелестящий шепот, равный шепоту камина в ночи.
"... Я опущусь на дно морское,
Я полечу за облака,
Я дам тебе всё, всё земное -
Люби меня..."
Печка горела, трещала тлеющими поленьями, а я лежала на печке, накрывшись синим ватным одеялом. Тагар сидел рядом, напевая какую-то красивую румынскую колыбельную своим по-особенному вязким, бархатным, сочным голосом. Перед самым сном я почувствовала, как ласково, но как тесно обняли меня знакомые руки, чуть властно прижимая моё тело к своему. Он обнимал одной рукой, а другой гладил правую ладонь, которая ныла на непогоду. Судьбе было угодно ТАК. А я не из тех, кто противится Судьбе…
Дарьяльское ущелье
Следующим утром я топала в едва ли подсохших за ночь валенках по глубоким сиреневым сугробам. Я старалась наступать прямо в следы Тагара, но выходило неважно, и, то и дело теряя равновесие, я проваливалась в искристый, переливистый снег, наполняя свои ботинки мокрыми, липкими, как репейник, комочками. Тагара это веселило, и он изредка пулял в меня крохотные снежки, которые заваливались мне за шиворот и таяли в теплоте вязаного свитера. Я смеялась, и с утренним свежим ветром мой заливистый смех разносился по всей округе, в ответ мне лаяли соседские собаки, а где-то там, впереди, маячил хвост огромного белого кавказца — Бая.
На миг я замерла: от этих гор исходил особый магический аромат зимы. Было чувство, будто преодолев тяжелую дверь платяного шкафа, я попала в вечную Нарнийскую зиму. Еще вчера вечером эти хрустальные вершины казались мне самым безнадежно страшным местом на земле, но уже сегодня утром они приветливо убаюкивали россыпью острых белоснежных пиков, с отливом в искрящийся, мерцающий охра-золотой.
Дома в Омало укутались в плетёную шаль снегопада, стёкла украсили морозные узоры и вензеля, на деревянных террасах причудливо застыли сосульки, обтекая фонари, подсвечники, лепнины. Уж не заколдованное ли это царство из "Красавицы и Чудовища"?
Снег пропитывал бревенчатые стены, и в воздухе витал аромат свежеспиленной, смолянистой древесины — мой любимый запах, успокаивающий, внушающий уверенность и силу. Благоухание мокрого дерева навевало на меня тёплую тоску, я тосковала о чем-то, чего не помнила; возможно, эти чувства были из прошлого, из прошлых моих воплощений.
Тагар пристально смотрел на меня, щурясь на ярком утреннем солнце.
- Тебе тоже нравится этот запах?
- Он вызывает во мне меланхоличную тоску по неведомому мною прошлому.
- Я знаю, - Тагар кивает головой, попутно стряхивая с колец волос налипшие снежинки, - я знаю это чувство. Жил себе, копил воспоминания в копилку, ценил их, улыбался им, и ничего не осталось от этой копилки. Новая жизнь и новая копилка, только такие вот моменты ностальгии непонятно по чему наталкивают на мысль, что за завесой этого рождения кроется что-то еще, что-то большее.
- Я не хочу, - вдруг резко я почувствовала отторжение к постигшей меня мысли, - умирать и забывать, любить потому, что кто-то так предписал мне, встречать людей на своем пути лишь потому, что так надо, потому, что я задолжала кому-то что-то или он мне. Я хочу свободный выбор, свой собственный и осознанный, - мысли о том, что всё в моей жизни подчиняется закону кармы обдавало волной горячего негодования. Я знала, что Бог и светлые небесные сущности безмерно и безгранично любят меня и каждого человека в этой Вселенной, но я также не могла смириться с тем, что я вовлечена в череду не имеющих конца игр, выдуманных лишь для того, чтобы человечество смогло отработать скопленную за тысячелетия карму.