На кухне Тата крутилась возле Тагара, шепча что-то на местном наречии, пока он неспешно помешивал в медной турке кофе. Смотря на этих двух красивых людей вместе, я была поражена тем, как гармонично они смотрелись друг рядом с другом, оба такие утончённые и восточные, и в мою голову ненароком закралась нехорошая мысль. Я кинула взгляд на маленький круглый живот Таты, спрятанный под миловидным сиреневым платьем. Тагар спокойно улыбался и изредка что-то ей отвечал, то отстраняя, то придерживая за плечи.
Я одёрнула себя, злясь на то, что была расстроена этой вроде бы безобидной сценой, расстроена настолько, что даже хотела встать из-за стола и уйти, но разум взял верх над чувствами. Кот продолжал мурлыкать, а я чувствовала себя глупой за то, что позволяла этим тонким, незримым эмоциям капля за каплей наполнять своё доверчивое сердце. На меня нахлынула тоска, и я с горя отломила себе огромный кусок свежеиспечённого хачапури, даже не дожидаясь, пока остальные усядутся за стол.
- Вкусно, - пробубнила я себе под нос, откусывая ещё кусочек.
- Всё вкусно получается, когда готовишь для любимого, - Тата подмигнула мне.
- Спасибо за совет, я попробую, - буркнула я ей, спешно засовывая в рот остатки хлеба.
- О, так и у тебя есть возлюбленный? - Тата элегантно закинула ножку на ножку и опустила подбородок на сложенные руки, чтобы легче было смотреть в мои доверчивые глаза.
- Конечно.
- Он ждет тебя дома или..?
- Он ждёт меня дома, спасибо за угощение, Тата, - и, не дожидаясь, пока она мне что-либо ответит, я подкинула кота на плечо и бодро зашагала к выходу, где резво натянула на ноги сапоги и куртку и, не возвращая кота на место, ушла прямо по дороге в неизвестность. Про кота я вспомнила только на половине пути, но было уже поздно, этот комок шерсти пригрелся у меня под курткой…
Днем я вернулась к террасе, на которой Зарина вытряхивала половичок, стуча крепким веником по пыльному многоцветному коврику, сотканному вручную одной из жительниц Омало. Мне даже удалось увидеть этот наиувлекательнейший процесс работы, во время которого темные разноцветные нити соединялись друг с другом посредством хитросплетений узлов и вязок. Половички использовали и как коврики под ноги, и как салфетки на стол, и как покрывала для жёстких деревянных стульев.
Зарина же позвала меня с особой целью - помочь в коровнике. Я - человек городской, посему работа в хлеву казалась мне не столько трудной, сколько пугающей. Бабушка не только наставляла меня, но и обучала, а я лишь боязливо стояла возле добродушного вида бурёнок, которых она умело доила. Длинные ресницы большеглазых коров подрагивали, когда они моргали, и это выглядело просто невероятно трогательно; они мотали головой, шевелили ушами и били веревоочкообразными хвостами. Через несколько часов общения с этими большими, нежными животными, я осознала, что они разумнее любой собаки и отвечают на ласку также охотно, как любое живое существо на планете. Это был интересный опыт, и Зарина с усмешкой наблюдала за немного диким на её взгляд поведением городского жителя. Собранное молоко прокипятили в огромном медном чане и разлили по глиняным горшочкам, которые стояли на подоконнике дома, накрытые вручную расшитыми кухонными полотенцами. Я грела руки об эти тёплые горшочки и смотрела в окно на то, как резвится детвора, пуляя друг в друга снежки, как мужчины занимаются работой по дому, прикуривая сигаретку, а женщины пекут хлеб и готовят еду. Я никогда не мечтала о такой жизни, я не смогла бы, наверное, так существовать, однако безмятежный вид этих сёл, запрятанных в глубине Кавказских гор, пробуждал внутренний покой моего сердца. «Что, если остаться здесь навсегда?» - думалось мне, но разум отвергал подобные идеи. «А от вязаного серого свитер пахло тёплым зимним уютом, так что, почему бы и нет», - твердило сердце.
Ближе к вечеру я узнала, что Тагар уехал в соседнюю деревню за последними в этом году запасами необходимого для Омало зерна, которые хранились в местных амбарах близлежащего аула, расположенного за крутым перевалом меж двух остроконечных пиков гор. Дорога уже была полностью завалена снегом, горцы поговаривали, что проехать по ней может только Тагар, словно бы уже ставший частью этого белёсого океана серебристых волн. От стариков, однако, слышались опасения: камни и ущелья покрылись огромной толщей снегов, вот-вот сойдёт лавина, засыплет его на перевале и с концами. Весь вечер я просидела под дверью его дома, вглядываясь в непроницаемую даль. Передумав тысячи дум, я снова побрела к хлеву, в котором ночевала вчера. Бабушка дала мне старый фонарь на палке, которым я освещала себе путь в темноте. Он горел, как единственная надежда в этом тёмном, смыкающемся надо мной мире, словно бы он был тёмно-синим, расшитым звездами куполом.