- Осень, когда выпадает первый снег, поздняя осень, когда всё покрыто разноцветными красками... твой тоже.
- Откуда знаешь? - улыбаюсь.
- Ведь ты - часть меня, - естественно, как будто так и должно быть.
Вот бы можно было навечно законсервировать нашу осень, поставить на полку в баночке, и то и дело класть себе ложечку этой осени вместе с травяным чаем. Ложечка лучшей осени в мире, с нотками горькими, терпкими, острыми, будто совершенно не совершенное варенье.
- Видишь храм на горе? - придерживая меня одной рукой, другой он указал на возвышение, холм, на вершине которого гордо стояла полуразваленная церквушка. Его волосы мягко коснулись моей щеки, и только в этот момент я осознала его полное присутствие рядом. Как перышко, едва заметное касание нескольких прядей волос. И вот я понимаю — он со мной. И дыханием по коже. И ведь неясно - ветер ли это или его едва слышимые вдохи и выдохи, наполненные жизнью. Он дышит, а у меня в груди распускаются бутоны неземных цветов, потому что в этом теле дышит душа; всего лишь несколько вдохов и выдохов, чтобы осознать, как прекрасна жизнь, заключённая в рамки человеческого тела.
Наполненная дыханием, понимаете? Пока он дышит - я жива, движимая бесконечной силой его духа, отражённого в триллионах клетках неспящих микроатомов. Душа, уплотнённая в девяносто миллионов раз, чтобы стать телом, ищущим Дом и Свободу.
- Вижу, - переплетаю пальцы с его, интуитивно понимая, что он смотрит на мой профиль.
- Его построили в четвертом веке, а "до" там существовал храм солнца, относящийся к арийским временам, возможно, в те времена и мы были там, - он опустил голову на моё плечо, - я чувствую, что это место близко мне, поэтому.
Я снова устремила взгляд на храм, покрытый мхом и зеленью. Он выглядел мистично, загадочно, и правда… как-то по-родному, как будто бы отделенная от Тагара часть его незримо присутствовала там, являясь камнями этой обители.
Мы неспешно поднялись, в горах отсутствовало понятие времени, и время больше не было властно над нами средь могущества Кавказа. Высокие своды были облачены в паутину, диковинные растения заполнили стены, пол, алтарь. Когда я зашла внутрь, меня охватило чувство приятной тревоги, скручивающее низ живота жаром волнения и непроявленных, как старая плёнка, воспоминаний. Над алтарем виднелось крохотное окошечко, и за его покатыми формами на меня смотрели горы, прямо, открыто, чисто, и солнечный свет тонкими пыльными, бархатисто-золотыми струйками просачивался в недра сиего, точечно озаряя колонны, пробившиеся цветы на каменном полу, вздымающиеся плиты надгробий, каменные кресты.
Тишина.
Тагар стоял позади, придерживая за плечи и не двигаясь, вдыхая запах старины, застывшей вне времени и пространства. Эти стены не знали, какой сейчас год и какое время года, они не знали, сколько прошло с тех пор, как последний монах покинул сей холм и сколько ещё пройдет, пока новый монах не улыбнется при виде мшистых каменьев. Но эти стены знали, что в настоящем, в коем они вечно существовали, стояли, как два крошечных перед ликом Вселенной, птенца и, как два гордых перед ликом Земным, ангела, укутанные в хрупкие тела души; души забывшие и души вспомнившие, и в этом воспоминании обретшие друг друга.
- Прислушайся, - низко, переливисто, отрывисто, шёпотом на ухо.
Я прикрыла глаза и старалась дышать медленнее, бесслышнее. Совсем тихо, совсем тонко я различила колокольный звон, звук такой приятный и успокаивающий, ищущий в моём душевном бунте безветренную гавань и распространяющий из неё теплый ветер перемен. В моих ушах, в моём сердце радостным звонким эхом отдавалась игра крохотных колокольчиков. С закрытыми глазами я улыбнулась, моя душа наполнялась эфемерным счастьем, счастьем момента "Здесь и Сейчас". Тагар слушал со мной, и я знала — он улыбается, тоже. Мы дышали, его ладони на моих плечах чуть подрагивали, а в тихом, наполненном горной энергией пространстве храма пели на разные ангельские голоса внеземные колокола. Там был Дом, в этих звуках был Дом.
- О чем они поют? - одними губами, боясь потревожить почти что эфемерную вуаль фантазийной действительности.
- О настоящем, прошлом и будущем, - в ответ, - они говорят с тобой, послушай.
Я вслушивалась и, вопреки всем моим желаниям и намерениям, колокола пели не обо мне. Они говорили о Тагаре, о том, что сердце его покрыто морозной болью, они просили согреть это сердце.
Но как? Хотелось спросить мне. Я не принадлежу этому миру, разве что до лета, а мне так хотелось встретить лето здесь… Колокольчики не утихали и, кажется, звон их стал ещё громче, он проникал в мои сосуды, вены и с кровью разносился по телу так, что очень скоро я ощущала не физические вибрации, наполнявшие всё моё естество изнутри.