- Я не Тома, меня зовут Тамара, - слишком резко ответила я, и, смягчившись, добавила, дотрагиваясь до его плеча в знак примирения, – прости, я действительно не хочу об этом говорить.
- Ладно, я понимаю, извини, - он расстроенно улыбнулся и отвернулся, отрешённо рассматривая пейзажи по ту сторону салона. В его взгляде я видела потерянные от безответной любви глаза прекрасной Таты. И даже по ней скучало моё мягкое сердце, бившееся запредельно часто от вида погружающихся в беспросветность ночных Небес гор.
Воздух в Тбилиси пах уходящим летом, запах похожий на самый конец моего горестного мая. Зеленоватые холмы, бурое небо, фонари, много грузин, таксисты, предлагавшие свои услуги, красивые девушки, очаровательные глазастые детишки. Слишком реально, всё слишком реально, гораздо реальнее чернокудрого ветра, что бушевал в заброшенных цивилизацией горах Кавказа. Сам воздух и тишина его давили на моё восприятие реальности. Я как будто начала уходить мысленно туда, теряя нить настоящего, стирая сама для себя грань существующего и грань безумного, растворившегося в реке времен. Мне чудились голоса Зарины, Таты, Мигеля. И в темноте убаюкивающей карнизы домов ночи, я отчётливо слышала низкий, чуть хрипловатый голос Тагара, поющий о свободе. Близко. Сводяще с ума. Как не позволить сердцу разлететься на осколки воспоминаний?
***
Наш водитель всматривается покрасневшими глазами в шоссе, качает головой в такт заунывной мелодии, льющейся из динамиков, и мне ничего не остается боле, кроме как впускать в душу целительные флюиды горячо любимой мною Грузии.
Медленное течение Куры, в ней светлячками – отражение неспящего города; чопорные фонари, окаймляющие набережную, мигающие рекламные щиты и вывески баров; изредка пробивающийся из-под плотного покрывала вишнёво-бурых облаков серп молоденькой луны. Мимо проносятся набитые людьми маршрутки, вперемешку с дорогими иномарками и совсем изношенными советскими «Шестёрками» и «Жигули»; кто-то разрывает поток машин, яростно обгоняя его на спортивном двухколесном, а кто-то неспешно крутит педали большеколёсного велосипеда, прижимаясь к обочине и привлекая внимание бредущих по мощёному тротуару людей, которые, остановившись у очередного фонаря, делают фотографии необычайно грозного неба.
Кирилл неожиданно толкает меня в бок, побуждая вылезти из автобуса, в котором нас привезли в роскошный ресторан национальной кухни в самом центре Тбилиси.
Я скидываю куртку и вздрагиваю от не по-октябрьски холодного ветра. Лёгкое шифоновое розовое платье и светлые «лодочки» создают образ нежности, невинности, как отмечает Кирилл; по мне же я выгляжу беззащитным ребенком, готовым вот-вот потерять самообладание вместе с нависающим над вершинами тёмных холмов небом.
Ресторан окнами выходит прямо на площадь, с которой чётко просматриваются крохотные домики с верандами, фуникулёр к крепости Нарикала и величественная Матушка Грузия, оберегающая весь грузинский народ своей силой и женственной добротой. Я наслаждаюсь происходящим, я наслаждаюсь каждой миллисекундой, проведенной здесь. На этой же площади, только чуть дальше, я впервые встретила Тагара. Он стоял там; так самозабвенно в своём тихо одиночестве смотря в чёрное, радушно распахнутое для его раздумий небо, с которого падали первые робкие снежинки.
- Смотрите, снег пошел! - крикнул кто-то за столом, отвлекаясь от текущего рекой вина и ароматных, полных приправ и специй яств.
Я оживилась и, покинув место всеобщего наслаждения, подошла к деревянному балкону. И правда, с буро-лилового неба мерно, неспешно скатывались маленькие снежинки, они падали, не торопясь, наслаждаясь моментом, становясь холодными прозрачными каплями на белых резных перилах. Всё больше и больше, пока, наконец, они не превратились в бесформенные пушистые хлопья, мерцающие на фоне неудовлетворённо разверзающегося неба. Я, не моргая, следила за их танцем.
Я видела его впервые таким. Обнажённым и раскрытым. В этой холщовой рубахе, с красными от мороза костяшками пальцев, в разношенных высоких сапогах, штанах, что не скрывали его красивых длинных ног. Кольца его чёрных кудрей безжалостно трепал ветер, а длинные ресницы подрагивали в такт биения его страстного сердца.
- Тамара, у тебя плохие воспоминания? - мой учтивый коллега появился рядом со мной на балконе, держа в руках бокал с водой. А у меня в голове не было воспоминаний, только чувства. И ледяной ветер, смешанный со снегопадом, обжигал мои нагие плечи и ранил лицо, но я упрямо впивалась покрасневшими пальцами в перила, позволяя этому осеннему бурану проникать мне под кожу, выдувая накопившуюся за лето печаль.