Босыми ногами по холодной предночной земле, а руки у него все такие же теплые, сильные и пахнут кофе и малиной и немножко, совсем немножко табаком. Странный, дурманящий запах.
- Поранилась?
Наверное так звучит гром в открытом космосе, заполняя каждую клеточку существования материи. Вздыхаю, ну что за небесные проделки? Невидимое, тонкое чувство, а будто бы в миллионы раз плотнее меня. Закрываю глаза.
- Я в порядке, - получается как-то шепотом и оба мы молчим, хотя вокруг столько звуков, будто бы и тишина.
Слов не находится. Тагар тихо берет мою руку, сплетая наши пальцы, и мы молчим, без слов смотря друг на друга. И, честно говоря, внутри нет никаких эмоций, ни гнева, ни обиды, ни счастья, ни страсти. Просто вдруг все, что в моем внутреннем космосе вертелось не на своей орбите, становится на места. Глаза напротив знают глаза напротив. И это знание уходит далеко за пределы смерти. Не надо объятий, поцелуев, прикосновений, достаточно взглядов, обнимающих друг друга. Мы вне пределов существования.
Ветер сумерек мягко треплет чёрные, как сама ночь, кудри Тагара, едва ли слышимо звенят тонкие серебряные кольца в ушах, и на кончиках прямых длинных ресниц застыла горящая осень. Я дышу и слышу эфемерное дыхание в ответ. Подушечками пальцев едва ли осмеливаюсь дотронуться до загорелых скул, Тагар закрывает глаза, и сердце сходит с ума биением прямо в горле, отдаваясь яростной пульсацией в пальцах, которые, будто не веря сами себе, продолжают изучать знакомое, родное лицо. «Я так...» - говорит каждый палец, и у каждого свое окончание, свои признания, и вот так вот, каждым этим пальцем по тёплой, смуглой коже, по вишнёвым губам.
- Тебя, - тихо произносит Тагар прямо в подушечки этих пальцев, пуская звуковую волну по всему застывшему в счастливом блаженстве телу.
- Ты знаешь, - едва ли шёпотом в ответ.
Он вздыхает и обхватывает пальцами мою руку. Качаю головой «не надо», потому что он хочет произнести эти глупые слова извинений. Слова вообще глупы, когда можешь общаться сквозь воздух, вдыхаемый и выдыхаемый, и взгляды, что встречаются и расходятся. Сжимая пальцы, не отрывая глаз, обещая Космосу, что мы есть, были и будем.
Воздух мгновенно становится тяжелым, резкие запахи травяного мёда наполняют мои поросшие цветами гор лёгкие, и табак поджигает их неспешно, так, что на глаза накатывают слёзы от этого едкого дыма. Тагар только хмурится, пропуская мокрые дорожки меж линий жизни на ладони.
- Я говорил тебе не плачь,- так тихо, что кроме нас, только ветер знает.
Хочу лишь возразить, мол «Как не плакать?», знаешь ли как много подожжённых цветов в моих лёгких, горьких, полевых цветов? Ещё немного и эти цветы выпили бы весь мой кислород без остатка. И кем была бы я тогда? И в этих слезах больше даже не знаю чего: обиды ли, злости ли, отчаянья, а может счастья. Высказать бы все это, но Тагар только накрывает кончиками пальцев губы.
- Ш-ш, я был не прав, - а в глазах у него Антарктида со всеми своими айсбергами и льдинами — он не любит признавать, что неправ, - и не ищу ни оправданий, ни осуждений, - тихо, - ни прощения, - одними губами.
В зрачках — едва ли сдерживаемый огонь, в радужке — будто вечная мерзлота, и он весь — полный полярных контрастов.
- Я обещал, что не буду ждать, - Тагар пристально смотрит, так и не отрывая пальцы от моих солёных губ, - а ты? Обещала, что не вернёшься, - он вздыхает, я знаю, слова даются ему нелегко, - мы... плохи в сдерживании обещаний, - виновато улыбается одними глазами.
- Ты. Ждал,- вопрос, звучащий утвердительно, каким-то вдруг слабым, охрипшим голосом, губами в его руки.
Только кивает, отводя взгляд, как будто стыдится самого этого чувства. Ветер все холодает, и ночь незаметно кидает на нас свое сладостное покрывало тьмы, на мои оголённые ключицы неспешно ниспадают мелкие, редкие снежинки. Тагар пропускает мои растрёпанные волосы сквозь пальцы, нахмуренно, озадаченно рассматривая всю мою фигуру; и вдруг эта тёплая ладонь на моём затылке. И лоб прижимается ко лбу, и все, что я могу слышать - дыхание. Как он дышит пальцами в мои волосы.
«Тамара?» - как будто спрашивает меж своими выдохами низким шёпотом мне в ухо, и горизонт сразу как-то существует у наших ног, делясь на небо и землю меж соприкосновениями дрожащих ресниц.
Тагар, не отстраняясь, обнимает, укутывает своим упрямым теплом, и не остается ничего кроме его запахов и его вдохов, его выдохов в мое стучащее в ребра сердце.
Я люблю эту ночь, покрытую дикостью, сараями, хлевами, ярко-рыжими фонарями, горными хребтами и мрачными холмами, немного пьяными грузинами, возвращающимися из ближайших ресторанов и кабаков, собак, что неотрывно следуют за каждым встречным и лают на проносящиеся мимо машины. Эта ночь настолько реальна, что я не могу её не любить, она просто не позволит. Это необъяснимое чувство Вечности, пробуждённое от воссоединения с тем, кто был с тобой до Рождения и будет после Смерти. По Божьей Воле. Наша встреча была сотворена на Небесах, а мы лишь следовали тропой Вечности. И Вечность заполнила меня до краев.