Дверь в камеру открылась, и в неё, отделяемый от меня решеткой, зашел Волков.
Я осталась сидеть, холодно смотря на гончего.
Волков же приказал закрыть за собой дверь камеры и приблизился к решетке. Он молчал и просто смотрел на меня.
И опять - без каких-то эмоций.
Зачем он пришел? Мне надоело молчание, и я холодно усмехнулась:
- Так быстро соскучился?
Волков слегка дернул уголками губ. В его взгляде я все же видела надменность и чувство превосходства.
- Нет. Пришел убедиться, что ты в камере. Не мог дождаться этой минуты.
Я медленно встала и приблизилась к решетке.
Какое-то время мы пристально смотрели друг на друга. Не отводя взгляд, я произнесла:
- И что дальше?
Волков вскинул бровь.
- Ты о чем?
Я холодно смотрела на солдата и больше не усмехалась:
- Хотите казнить меня, да?
- Мечтаем, - язвительно отозвался Волков, но потом его голос вновь заледенел. - Мы не будем тебя казнить. Твоих дружков пристрелят, да. Но после финала. А ты - умрешь раньше.
Я приподняла брови.
- И когда же? Может, сейчас? Убьешь меня?
Волков усмехнулся.
- Нет. Пока в этом нет необходимости.
Я сцепила зубы. Это надменное лицо и холодные айсберги-глаза меня раздражали. Но я успокаивала себя тем, как его уволят или казнят, когда я сбегу.
Или, может, мне удастся убить его по пути?
За то, что мешает ИХ агенту облузествить то, что ОНИ приказали.
- И когда же вы решили меня убить?
Волков не отвечал. Он оглядел камеру.
- Нравится? - спросил он. - Лучшие апартаменты для тебя.
- Благодарю, - холодно ответила я. - Мне нечего жаловаться. Я всего лишь в камере. А ты - скоро будешь в могиле. Там холоднее и меньше места.
Волков сузил глаза.
- Не обольщайся, девочка. Уж кого-кого, а тебя я переживу.
Я улыбнулась. А потом вытянула руку сквозь прутья решетки, схватила гончего за горло и дернула, прижимая к решетке.
- Посмотрим, - прошептала я ему в лицо. И, пока он не успел ничего предпринять, я оттолкнула его.
Волков удивленно и зло схватился за горло. Он не ожидал этого. Тем более, такой силы. Но я не старалась. Иначе бы придушила гончего за пять секунд.
Глаза Волкова потемнели. Он вновь приблизился ко мне. Окинул меня долгим, темным взглядом, и ушел, ничего не сказав.
Я же села обратно, у стены. И спокойно продолжила медитацию.
Глава 32
Восемь дней.
Кажется, именно столько я сижу в этой камере.
Точно сказать нельзя, ведь у меня нет ни окна, из которого можно наблюдать рассветы и закаты, ни часов. А время заточения я рассчитала за счет принесенной мне еды. В тот день, когда меня посадили в тюрьму, мне принесли какую-то похлебку. Потом еду приносили еще четырнадцать раз - как я поняла, два раза в день.
В камере я почти не спала. Во-первых, потому что много думала.
Во-вторых, потому что в глубине души поселилась тревога.
Этим утром, по крайней мере, я подозреваю, что это утро, мне вместе с подносом и металлической миской принесли кое-что более интересное.
Я вновь получила записку. И опять почерк на ней был по-всякому изменен, но я поняла, что человек очень спешил при написании.
«2е испыт-е прошло. Ост-сь т-ко фин-ты. Интер-ю сег-ня. Завтра - финал!!! Э. Р. Д. Л. Ю…»
Все ясно. Второе испытание завершено. Завтра пройдет финальное. Интересно, что придумали для меня? Зачем посадили в камеру? Будут ли казнить на показ вместе с мятежниками?
А буквы в конце - наверняка, имена финалистов. Элиас. Роксана. Диана - прозвище Пантеры. Лорен. И Ювента.
Получается, Элиас - шпион. Я им не была, организаторы хотели обмануть мятежников с Базы. Роксана, Пантера и Лорен - гвардейцы. Софи - преступница.
Кто же тогда был вторым шпионом?
Но куда больше меня заинтересовала вторая часть записки:
«1 игрок сбежал. Благодаря нам. Мы можем помочь тебе. Оставь записку, если согласна на наши условия. Если нет, разорви».
Нужно ли говорить, что записку я порвала?
Я не знаю, кто это.
Я не знаю, что им нужно.
Я не знаю, ловушка это или нет? Но интуиция подсказывала мне, что этим людям доверять нельзя. Это - не ОНИ. ОНИ не пользовались «новым языком», который был официальным здесь.
Я справлюсь сама. Или умру.
Тем более, я не знаю, что это за «наши условия».
…От медитации меня отвлекли тяжелые шаги, начавшие раздаваться задолго до появления людей у моей камеры. Я встала, прижимаясь к самому темному углу камеры. Чтобы оценить обстановку. Убить себя здесь я им не дам.