«не судим и не судимы будете»;
Я и не сужу рабынь, за то, что они ищут возможности вырваться из этого гиблого места, хоть тушкой, хоть чучелом. Рабство, вообще не сахар, а в Армии это смерть, мучительная смерть и достаточно быстрая.
Я как-то разговорился в поезде с военным. Волк-Ликан с огненно-рыжей шевелюрой, ушами и хвостом. Очень приличный людь, хоть и военный. Я заметил, что если слушаешь людей, не важно какой расы, и слегка поддакиваешь им, они непременно, и с удовольствием, расскажут то, о чём в силу обязанностей надо бы помалкивать, но как умолчать с интересным собеседником.
Омеги в Армии не жильцы, сплошь и рядом их берут на патрулирование помочь по хозяйству на дальних заставах, а что случись Ликаны уходят, обратившись в волков, бросая всех рабов, на произвол судьбы. Хреновая судьба раба. Налётчики, натешившись, убивают их самым садистским образом. Раба невозможно переписать на себя, без разрешения хозяина, а тогда зачем его жалеть.
— Спасибо конечно за предложение, но я сегодня не в духе, да и нет у меня желания кого-нибудь прикупить. — я ответил более-менее честно.
— Не возьмёт он Вас, не надейтесь, я просилась, не взял, а я ещё чистенькая, а о Вас на третьем году и говорить нечего. — Тут уж вмешалась Пеструшка.
Ревнует девка, и злится на меня, что я её не беру.
— Так Вы, шорачка-с-машорочкой, Вас не потеряли в отделении? Шагом марш в расположении части, Мне Пеструшка поможет. — я отправил назад слишком языкастых подружек.
Омеги не прочь были бы ещё задержаться, но делать нечего, повиливая бёдрами и маша им в такт хвостами отправились восвояси.
Повисла тишина, Актаре, ещё не очухалась, 76-я помалкивала, задумавшись о своей судьбе.
Она сидела на бетонном полу, привалившись спиной к стенке, мне даже было немного её жалко.
Место было выделено специально для таких как она. На бетоне было брошено несколько обрезок досок. Явно место обжитое.
— Пеструшка, слушай, я глупость сморозил, когда про постель спросил?
— Даа, Вы чееловеки нее таакие как мы воолки, у вас всё проще, как это? Сказать, служанки, моогут вполне спать с Хоозяином вместе, я когда уувидела, что служанка заалезла в кровать к Хоозяину сперва не пооверила, глаазам. — Слегка растягивая слова, рассказала Пеструшка на русском.
Интересно, где она выучила русский язык. Я в реале много кого насмотрелся и русских бурятов, и русских нанайцев, даже русских армян видел, а вот русскоязычную волко-девку вижу впервые.
— Постель для волчиц, а мы не люди, как это жрецы говорят: «Сосуд скверны». Мы не любовницы и не жёны, мы не люди, мы никто, даже не человеки. В школе нам рассказывали про нас, что мы «нелюди». Странно я до пятнадцати лет была «людь» а после «нелюдь», а всего то изменения это украшение, — девчонка взялась двумя пальцами за обруч на шее.
— с нами любовь не делают, не целуются, не обнимают. Омегу загнули, попользовали и ушли. Нас нельзя пускать в постель, нас нельзя пускать на стулья, это унижение для свободного Волка. — на всеобщем исчезли тонкости и нюансы, но осталась тоска Омеги.
— Мы не спим и не сидим, где свободные, мы не едим, где едят свободные, и мы не умираем, где умирают свободные. Когда Омега становится старой и никчёмной, её другие рабы уносят подальше от людского жилья, в лес, и ломают ноги и руки, чтобы назад не приползла.
— Аауксель Вы приплыли в Краснореченск, по морю или по реке? — Вдруг спросила Пеструшка?
— Морем. — я совсем недавно в этом мире, с корабля на бал как говорилось в старые времена и в совсем другом месте.
— Видели справа, чуть в дали от входа в бухту, небольшой островок? Там ещё Башня мага и она же маяк?
— Девушка, я в этот мир прибыл, в рабском трюме, знаете ли, там нет иллюминаторов, никто не озаботился, чтобы рабы наслаждались поездкой. Просто в один момент нас погнали проходить таможню, значит прибыли.— уже я делился воспоминаниями.
— Это, наверное, прекрасно быть человеком, путешествовать в разных мирах, видеть разные чудеса. — Омега вздохнула.
Как и всем девчонкам её возраста, ей хочется прожить жизнь не подстилкой для озабоченных Альфа-самцов, и не бесплатным приложением к кухонной посуде, ей хочется путешествий, приключений, посмотреть другие миры...
— Этот островок так и зовут Омежьим, туда всех рабов свозят умирать. Закон такой. В городе, старых и бесполезных рабов не оставлять. Вот и увозят. А меня не повезут, мы в Армии до старости точно не доживаем.
Девчонка задумалась о своей горькой судьбе замолчала. Говорить было не о чем.
В сентябре здесь ещё тепло и хорошо. Это не осень у нас в Хабаровске, это скорее, как осень в Прибалтике, я конечно там не был никогда в прошлой жизни, но супруга любила смотреть как осенью отдыхает Богема в Пицунде, там хорошо.
Здесь тоже. Мягкий климат Северного моря, не допускает таких резких перепадов как у нас, как пишут в книгах, здесь лето тёплое и влажное, зима не морозная и влажная.
Стояла солнечная тёплая погода, курсанты предпочитали ходить в футболках, относясь к курткам как к обязательному, но всё-таки аксессуару.
— Пеструшка, расскажи про себя, что, да как? — спросил я волку, чтоб, за разговором скрасить ожидание.
— Не хочу, выкупай расскажу про себя. — сжалась как ёжик девка.
Помолчали с минуту. На дольше её не хватило. Чувствуется, здесь ей и поговорить не с кем, девки её в упор не видят. Да и она поначитанее других будет.
Я заметил ещё по той жизни, кто не смог найти себя в друзьях, тот ищет утешения в книгах. Помните, как Эпидемия поёт:
«Он с детства был слаб, он познал унижения.
Изгой в этом мире искал силы суть,
И в книгах волшебных, найдя утешение,
Ступил на извилистый магии путь.»;
Ошибается Эпидемия, чтоб вступить на путь магии надо врождённый Дар, но суть одиночества за книгами, уловили точно, я знаю, сам такой был.
— А что рассказывать, вон две шмары, всё рассказали, у меня тоже самое, —добавила она по-русски — Тееже яйца тоолько в профиль.
Потом немного поменживалась и продолжила.
— У нас у всех здесь всё одинаковое. В республике Нассау В Училище принимают только Одноцветных и только с восемнадцати. Если в пятнадцать лет на Инициализации света проявилась кровь Волка и стал Одноцветным, то можешь после совершеннолетия поступать сюда, если Боги отвергли, то после совершеннолетия, всё равно сюда отправят, такой закон, в семьях Одноцветных должны быть только Одноцветные, если появляются Пёстрые, либо отдать на жертвоприношение, либо в Училище в Омеги. Я бы лучше под нож легла, пару часов помучилась и всё, на перерождение. Маман, не смогла отдать. Лучше б отдала.
— Вроде выбор есть - смерть или в Омеги, так бы все жертву выбирали, какая же мать выберет вечное рабство для ребёнка, да только всё хитро сделано у Жрецов, если жертвоприношение, то прямо сразу и делают, родители должны присутствовать, так требуют Боги, а если выбрать отдать дитё на Омеги, то можно дитенку как-то три года ещё пожить, да в рабстве, но более-менее по-людски. Единственно, по закону, нельзя родителям быть хозяевами над собственными детьми. А по мне так это слабость, маман и папан не смогли один раз собраться с духом, а теперь я всю жизнь буду жалеть, что на алтаре не растянули, чем жить такой тварью, да лучше подохнуть. — личико Омежки сморщилось как печное яблоко, ушки обвисли, того гляди и заплачет.
— Та шалава, которая брюнетка, её сразу после Дольмена отправили в служанки к родне в другой город, там она и проторчала два года ублажая попкой Хозяев и ротиком Хозяек. Родня или не родня, а если стала Омегой, то уже не людь, а пара дырок.
— Сучка которая блондинка, её родители, чтобы не платить за квартиру, отдали домовладельцу, по закону домовладелец обязан предоставлять рабыню для утех, чтобы Блохастые от воздержания, не разложили чью-то дочку. У них, когда начинается у мальчиков созревание, там они трахают всё что движется, вот нас и подкладывают чтобы вне семьи, член на приключения не тянул.