Корабль падает невозможно долго, роняя по пути части себя, дробясь и разбиваясь на осколки. Сложно понять, что это — отчаяние или последняя надежда? Вспыхивают системы предупреждения, и системы Мидгардсорма со спящим в них Йормунгандом сбивают челнок. В желтом небе вечных сумерек расцветает серо-дымный цветок с красной серединкой.
Безымянный смотрит вверх. Впервые он видит звезды — настоящие, далекие. Кусочек правды открывается ему в многообразии возможных вариантов окончательной истины. По краям окна вспыхивают огоньки ремонтных ботов Иггдрасиля.
— Уходим! — повторяет андроид и хватает Аса.
Толпа волнуется. От Аса и андроида во все стороны расходятся волны трепета и страха, а потом к ним примешиваются ненависть и злоба. Казалось бы — одна несчастная авария, но все знают, что это на самом деле.
Там начали умирать люди. Портовые телепорты перегружены, а там, в вышине, те, кто дожидается очереди. Там — отравленный воздух, зеленые туманы испарений ядовитых гор Нифельхейма. И те, кто не может дождаться, обречены умирать долгой и мучительной смертью. Окно в бесконечную и мертвую Гиннунгагап — первое доказательство того, что кто-то не выживет. Что кто-то умрет по-настоящему, не оставив даже предсмертной записи на секторах Хель. Впервые за долгие годы жизни Мидгарду в лицо дышит смерть, впервые люди вспоминают о том, что это такое — по-настоящему раствориться в пустоте. Это не Пепелины с их мирной смертью, это долгие и тяжелые муки в наполненном углекислотой корабле.
Толпа ропщет. Безымянный смотрит на нее, расширившимися от возбуждения глазами вбирает в себя ее ярость и злобу, ненависть и страх.
До него долетают отдельные фразы. Ветра низин швыряют их в лицо, разбивая привычную маску безразличия. К Асу тянутся руки — готовые растерзать и уничтожить тех, кто должен был охранять и защищать, тех, кто гарантировал вечную жизнь всем.
-11110-
Языки огня поднимаются к небу. Пламя гудит, трещит, внизу кипит море, поднимаясь к небесам паром.
Ньерд смотрит в окно. Эвакуация идет полным ходом. Пустеют гавани, сиротеют доки. Дымные следы кораблей, поднимающихся в вышину, покрывают мутное небо, тысячекратно перечеркивают его. Ноатун, крепость на скале, вечно смотрящая в море, вечно устремленная в высь, пустеет. Уходят все, и в коридорах тихо, как никогда, и только сквозняки гоняют раскаленный воздух. Прислуга покинула комнаты, горячие камни стен отдают жаром огненного урагана.
Ньерд знает его имя — Сурт. Так назвал его Иггдрасиль, Древо, опутавшее своими корнями и ветвями весь мир. Кажется, нет ничего, чего бы оно не знало, и Ньерд чувствует, что мир покоряется его холодной алгоритмичной расчетливости. Реальность искривляется под невозможными углами, пытаясь угодить неведомым стандартам, которые Иггдрасиль ставит перед населенными мирами. Вещи, люди и души стареют, крошатся, ломаются и танцуют — перед тем, как пылью разойтись по миру в угоду Древу. Все — на жертвенный алтарь.
Тихий шорох за спиной. Скади, дитя Тьяцци, который сосчитал звезды, ступает длинным коридором. Ее дыхание — тяжелое, пот градом катится с чела, волосы слиплись и долгими некрасивыми прядками свисают на лицо.
— Все рушится, — шепчет она потрескавшимися губами. — Ньерд, все рушится. Сурт идет. Уходим, скоро он накроет Ноатун.
Ньерд молчит. Он ждал этого момента, рассчитывал варианты, но понимал — все тщетно. От Сурта не спастись. Не избежать судьбы, которую им уготовил злой рок, с которым так упрямо воюет Иггдрасиль. Знало ли Древо о Сурте? Знал ли Сурт об Иггдрасиле? Или это всего лишь злая насмешка неотвратимости?
— Ноатун не выдержит, Ньерд. Хватит смотреть на гавань, мы сделали все, что могли, — звучит тихий голос Скади.
— Мидгард уже не принимает наши корабли, Скади. Он закрывает свои доки для челноков. Йотунхейм еще пропускает беспрепятственно, но я знаю, что он тоже готовится закрыть купола.
— Это понятно. Пошли. Ноатун не выдержит огня, нам надо спасаться. Что проку в том, чтобы сгореть?
Ньерд молчит. Понурые плечи, угрюмый взгляд — все туда же, в горизонт, где красным заревом ураганного пожара разгорается Сурт.
— Они смогут выдержать двое суток… Пока не закончится кислород, — Ньерд смотрит на разгорающееся зарево ползущего урагана.
— Если Мидгард не пустит, их примет Ванахейм или Йотунхейм.
«Не примут», — отвечает сам себе Ньерд. Ваны, дети звезд, и так экономят на всем — Ванахейм, звезда в вышине, не может принять более трех тысяч гостей на долгое время. Из Ноатуна же сегодня стартовало восемь тысяч челноков, сорок тысяч душ.