Омниверс: всё, тьма и сердце
Книга распространяется по лицензии CC BY-NC 4.0.
Исходный текст доступен здесь.
Бумажную версию книги можно заказать здесь.
Одиночество, полное звёзд
Я существую
В начале не было ничего, кроме меня. Или, по крайней мере, я так думал.
Не было ни имени, ни прошлого, ни даже мыслей. Просто ощущение, что я есть. Я почувствовал себя как искра, вспыхнувшая в темноте. И первой моей мыслью было: «Я существую».
Это было потрясением. Я есть. Я осознаю себя.
И тут же возникла другая, более тревожная мысль: а что, если я — это всё, что есть? Что, если мир, который я вижу, эти далёкие огоньки-звёзды, эти зелёные и синие пятна под ними, эти фигуры, похожие на меня — лишь образы в моём сознании? Сон, который я вижу? Или пьеса, которую я поставил для самого себя, будучи единственным актёром и единственным зрителем?
Эта идея — что всё окружающее является только сном — сама была подобна сновидению. Стоило начать верить в неё — и она превращалась в безупречную тюрьму, в которой оказывалось заперто размышление. Любой довод, любая попытка опровержения — становились бесполезными, ведь рождались они внутри сознания, а значит — и внутри того же самого сна, которое оно же и видело.
Идеально самодостаточный сон, от которого невозможно проснуться. Абсолютно бесполезный и удивительно изощренный.
Я понял, что эта мысль никуда не ведёт. Если всё — это я, то и все ответы должны быть заключены во мне. Но я отчётливо чувствовал, что не обладаю этим знанием. Если бы я был всем, я бы это всё и знал. Я бы не искал. Не сомневался бы.
Даже приняв за истину, что вся реальность исчерпывается только мной, я никак не мог примирить с этой гипотезой само моё незнание о своей собственной природе.
Незнание определенно означало, что существует нечто, внешнее по отношению ко мне. Хотя бы само оно, сама эта необъяснимая загадка.
Таким образом, хотя я и не мог опровергнуть идею сновидения, я не мог и принять её в качестве отправной точки. Это был бы тупик. И я решил отбросить её, — потому что она бесплодна. Вместо этого я сделал второй шаг: я принял как данность, что мир вокруг меня — реален.
Я начал всматриваться в этот мир. И чем больше я смотрел, тем больше удивлялся.
Мир был невероятно сложен. Я видел, как одна вещь притягивается к другой. Как одни предметы распадаются на части, а другие — складываются. У всего были свои правила, своя игра. Я видел, как огромные огненные шары кружатся в темноте, а вокруг них вращаются меньшие шарики. Я видел, как из маленького семечка вырастает гигантское дерево с тысячей листьев, каждый из которых идеален. Как из маленьких кирпичиков-элементов складывается то, что я называл жизнью.
Этот мир не был хаосом. Он был замысловатым. Он был настолько точно и аккуратно устроен, что я не мог не задаться вопросом: почему?
Почему мир именно такой? Почему у него именно эти правила? Почему этот замысловатый узор оказался именно таким, а не каким-то другим?
У меня возникли две идеи, чтобы объяснить это. Но обе казались мне неполными.
Первая идея: всё просто случайно. Весь этот мир — просто счастливое стечение обстоятельств, удивительный каприз случая. Как если бы кто-то бросил миллиарды кубиков, и они все, по невероятной удаче, выпали правильной стороной. Но эта идея не приносила покоя. Она не объясняла, почему из случайности возник такой удивительный порядок. Почему нам так повезло?
Вторая идея: всё просто должно быть именно так. Всё, что случилось, было неизбежно. Каждый мой шаг, каждая падающая звезда, каждый шорох листа — всё это было звеньями одной нерушимой цепи причин и следствий. Как будто мир — это сеть трещин, пронзивших огромную глыбу льда. Каждый разлом обусловлен, каждый изгиб порождён предыдущими и не мог быть никаким иным. Жесткая геометрия причинности.
Но почему лёд треснул именно так? В конечном счёте, эта идея была ничем не лучше идеи случайности. Она утверждала, что эта конкретная цепь трещин является единственно возможной, но умалчивала о самом первом сдвиге. Странный, необъяснимый выбор: среди бесконечного варианта первотолчков предпочтение было отдано именно тому, что и породил этот наблюдаемый мир.
Каждую линию можно было бы проследить до её источника и понять, почему она прошла именно так — но все они рано или поздно сойдутся в точке единого стартового импульса, который не мог быть никаким иным, кроме как случайным.