Я так и остался со своими вопросами. Я существовал. Мир был замысловат. Но я не мог понять, почему. Мне нужно было найти новый ответ.
Прыжок в пустоту
Я остался один на один со своими вопросами. Ни неизбежность, ни случайность не были удовлетворительными идеями. Обе они требовали некоего «почему». Почему именно эта предопределенная цепь событий? Почему именно этот набор случайностей так удачен? Я чувствовал, что за ними должно стоять что-то более простое и более глубокое.
И тогда я решился на отчаянный шаг — прыжок в пустоту. Я понял, что пытаюсь найти причину там, где её, возможно, и нет. Я пытался объяснить, почему мой мир таков, вводя какие-то новые сущности: разумный замысел, космическое предпочтение, вселенское чудо. Но все они казались лишними.
Я решил, что, может быть, не нужно искать причину. Может быть, нужно просто сделать ещё одну констатацию, такую же простую и неоспоримую, как и первая («Я существую»).
Это было падением, отказом от всех привычных опор и правил, которое должно было привести к полному исчезновению, но вместо этого привело к чему-то другому.
Вот она, эта мысль, которая превратила моё падение в полёт: «Всё, что может быть, есть».
Эта мысль казалась невероятно смелой. Она была ответом, который не был объяснением. Она была констатацией. Я не пытался понять, почему наш мир существует именно в таком виде. Я просто констатировал, что он существует. А «такой» вид объяснялся тем, что существуют и все остальные.
Представьте себе: если из всего, что может быть, существует лишь что-то одно (например, мой мир), мне приходится вводить дополнительное, невероятно сложное правило, которое говорит: «Да, могло быть что-то другое, много вариантов другого, но выбрано было только это». Мне нужно объяснить, почему именно этому миру, а не другому, было «позволено» существовать. Мне приходится придумывать сложную, загадочную границу между «возможным» и «существующим».
Моя новая мысль отбрасывала все эти лишние правила. Она говорила: нет никакой границы. Если что-то может быть, оно есть.
Это было самым простым и изящным ответом, который я только мог найти. Он не требовал ничего, кроме одного простого утверждения. Он отсекал все лишние «сущности», которые мне приходилось придумывать, чтобы объяснить свою реальность. Это была самая элегантная и простая идея.
Я понял, что реальность не просто велика, а всеобъемлюща. Это не просто мир, который я вижу. Это даже не множество миров. Это всё, что могло бы быть. Каждое измерение, каждая временная линия, каждое смутное подозрение о том, что «могло бы быть иначе» — это всё не просто идеи. Это всё существует. И я назвал эту безграничную, всеохватную реальность Омниверсом.
Омниверс
Я принял свою новую мысль — «Всё, что может быть, есть». Я назвал эту безграничную реальность Омниверсом. Но что это значит? Как это вообще возможно?
В Омниверсе нет ни одного «но». Каждое «а что, если...» — это не просто вопрос, а описание реально существующего мира. Если ты можешь представить мир, где гравитация слабее, или где у людей есть крылья, или где история пошла по совершенно другому пути, — такой мир существует. Но Омниверс идёт дальше. Он включает в себя даже самые невероятные и крошечные вариации: мир, где твоё существование отличается от твоего настоящего лишь на одну мысль, которую ты так и не подумал; мир, где цвета имеют свой собственный звук, а законы физики так же изменчивы, как облака. Все возможные комбинации, от самых незначительных до самых грандиозных, уже воплощены. Каждая версия, каждое ответвление реальности — всё это является полноценной, реальной частью Омниверса, а не просто фантазией в твоём разуме.
Также это означает, что Омниверс включает в себя не просто все возможные миры, но и все события сразу. Он бесконечен не только в пространстве, но и во времени, содержа в себе каждое мгновение. Любое событие — прошлое, настоящее или будущее, которое только может произойти, — уже неизбежно существует в нём. Время здесь не «идёт» или «течёт», а представляет собой ещё одно измерение, в котором каждый момент, каждый исход и каждый выбор уже запечатлён как часть полной и неизменной картины.
И именно из этой полноты следует ещё один важный вывод: в Омниверсе нет места для случайности. Если существует всё, что может быть, то нет никакой необходимости в случайном выборе. Каждый возможный исход уже существует. Случайность — это лишь иллюзия, возникающая из-за ограниченности нашего восприятия. Мы видим один исход и думаем, что он мог бы быть другим. Но в Омниверсе нет «мог бы быть». Там есть только «есть». И поэтому другой исход наблюдает наша другая версия. Каждый вариант, каждый каприз случая, о котором мы могли бы подумать, уже существует в своей собственной реальности. И эта предельная детерминированность Омниверса снимает с нас необходимость объяснять, почему какой-то «случайный» исход оказался именно таким, каков он есть.