— А! Вы пеми, а! вы пришел! Для чего вы пришел? Вы платить штраф, что пришел без лоцман. Я говорю, вы слышит? Я говорю, вы ита маитаи (плохие). Вы слышит? Вы не лоцман. Да, черт вас возьми, вы вовсе не лоцман; черт вас задери, вы слышит?
Эта тирада, ясно показывавшая, что куда бы ни гнул старый язычник-мошенник, он говорил вполне серьезно, вызвала на «Джулии» взрыв смеха. Тогда старик, по-видимому, окончательно вышел из себя, и мальчик, который озирался по сторонам, держа весло над водой, получил здоровенный удар по голове, заставивший его в мгновение ока приняться за работу и подгрести почти вплотную. Когда теперь оратор снова заговорил, выяснилось, что его пылкая речь была адресована старшему помощнику, все еще стоявшему на виду на фальшборте.
Однако Джермину было не до шуток, а потому, выругавшись по-матросски, он велел старику убираться. Тогда тот пришел в настоящее бешенство и осыпал нас такими проклятиями и руганью, каких мне не приходилось слышать ни от одного цивилизованного существа.
— Вы саббе[53] меня? — кричал он. — Вы знаете меня, а? Так вот, мой — Джим, мой — лоцман… Лоцман давно-давно.
— А, — воскликнул Джермин, очень удивленный, как и все мы, — а, так ты лоцман, ты, старый язычник? Почему ты раньше не явился?
— Ах! мой саббе, мой знать, вы пирати (пираты)… Мой видит вас давно, но мой не пришел… Я саббе вас… Вы ита маитаи нуи (самые плохие).
— Отгребай к черту, — заорал Джермин в бешенстве. — Убирайся! Или я запущу в тебя гарпуном!
Однако Джим, вместо того чтобы повиноваться приказу, схватил весло, подогнал пирогу к самому трапу и в два прыжка очутился на палубе. Надвинув засаленный шелковый платок еще ниже на лоб и резким жестом оправив на себе сюртук, он решительно подошел к старшему помощнику и в еще более цветистом стиле, чем прежде, дал ему понять, что перед ним находится сам грозный «Джим», что судно, пока якорь не брошен, находится в его распоряжении и что ему хотелось бы услышать, какие у кого имеются возражения против этого.
Поскольку теперь не оставалось почти никакого сомнения, что островитянин был именно тем, за кого он себя выдавал, «Джулия», наконец, капитулировала.
Итак, почтенный джентльмен приступил к исполнению своих обязанностей и повел нас к якорной стоянке; прыгая среди недгедсов, он покрикивал: «К ветру! К ветру! Отводи! Отводи», — и требовал, чтобы штурвальный каждый раз почтительно докладывал об исполнении. К этому времени судно уже почти не слушалось руля, однако норовистый старичок своими приказаниями создавал не меньшую суматоху, чем тропический шквал на борту «Летучего Голландца».
Оказалось, что Джим служит портовым лоцманом; эта должность, надо сказать, приносила немалый доход и была, во всяком случае в его глазах, чрезвычайно важной.[54] Поэтому наш бесцеремонный вход в бухту Джим рассматривал, как страшное оскорбление, умалявшее к тому же и его достоинство, и прибыльность его профессии.
В старике было что-то от колдуна. Он заключил соглашение со стихиями, и некоторые явления природы служили специально ему на пользу. Необыкновенно ясная погода с хорошим ровным ветром — несомненный признак приближения какого-нибудь «купца»; если из бухты видны фонтаны, пускаемые китом, то это означает, что вот-вот появится китобойное судно; а гром и молния, бывающие здесь так редко, служат бесспорным доказательством того, что на подходе какой-то военный корабль.
Короче говоря, лоцман Джим в своем роде замечательная личность, и все, кому пришлось побывать на Таити, слышали о нем немало забавных историй.
Глава XXVII
ОБЩИЙ ВИД ПАПЕЭТЕ. НАС ОТПРАВЛЯЮТ НА ФРЕГАТ
Деревня Папеэте показалась всем нам очень приветливой. Расположенные полукругом по берегу бухты изящные дома вождей и иностранцев придают поселению характерное для тропиков очарование, которое еще больше усиливают покачивающиеся тут и там пальмы и темно-зеленые рощи хлебных деревьев на заднем плане. Убогие хижины простолюдинов не видны, и ничто не портит впечатления.
Вокруг всей бухты тянется широкая полоса ровного берега, покрытого галькой и обломками кораллов. Это самая оживленная улица деревни; на нее выходят наиболее красивые дома; высота прилива здесь настолько незначительна,[55] что он не причиняет никаких неудобств.