- Воркуете, голубки? – усмехнулся парень, шедший в обнимку с какой-то девушкой, и они прошли дальше.
Удивленно оглядывая неизвестных, мой взгляд как-то случайно встретился со взглядом парня, который стоял чуть дальше. Но раньше, из-за пары, его не было видно. Лицо Тристана было каменным, он явно отчетливо услышал фразу, перебившую наш с Тимом разговор. Он как-то сверкнул глазами и почти бегом скрылся в переходе.
- Вот черт! – выругалась я.
Теперь опять будут проблемы. Что ж, если Мередит не встречается с Тимом, а Линда не влюблена в Умника – что достоверно не известно, то и мне нет смысла продолжать глупые отношения с Тристаном.
Тем же вечером я пришла к ним с Михаэлем в комнату. Майка и Умника еще не было, мой почти парень лежал на своей кровати и читал книгу с безразличным видом. Я присела в кресло Михаэля, терпеливо ожидая, когда Тристан посмотрит на меня.
- Может, хоть что-нибудь скажешь? – я не выдержала первой.
- А что тут сказать? – отстраненно вопросил он.
- Мог бы и взглянуть на меня, все равно не читаешь, - начинала злиться я.
- А что я там не видел. И, кстати, я читаю.
- Ага, сквозь бумагу? – язвительно воскликнула я, так как он минут десять не переворачивал страниц.
На моем вопросе парень захлопнул книгу и, отбросив ее, словно прокаженную, сел прямо. Но при этом, продолжая игнорировать мое присутствие.
- Ладно, с меня хватит, - я встала, - даже если я тебе маленько нравилась, так продолжаться не может.
- Как так? – взглянул наконец-таки.
- Так, как оно есть сейчас. Предлагаю расстаться, - не моргнув и глазом, сказала я.
- Почему ты берешь на себя все функции? – не встал, а прям, подпрыгнул как на пружине.
- Что беру?
- Ты предлагаешь встречаться, не даешь себя даже чмокнуть, а потом сама же предлагаешь расстаться, я тебя не понимаю.
- Если честно, я тоже, - искренне произнесла я, - но так будет лучше. Удачи! – не дав вновь открыть ему рта для глупости, я стремительно вышла прочь.
С души как лавина сошла, и стало во много раз легче дышать.
11
Никогда не любила войны: ни истории о них, ни фильмы, ни книги, ни само их наличие. Знаю, об истории человечества необходимо знать все, как мирное время, так и военное. Но ничего не могу с собой поделать – как не любила войны, так и не люблю. Война – это в принципе ужасно, когда не воюющее население не имеет понятия, что ему делать, все бегают туда-сюда, а кто-то тем временем стреляет над их головами, да и в них самих тоже. Самая ужасная разновидность войны – Гражданская, Освободительную хоть понять можно. А когда идет Гражданская, народ вообще смятен. Вспомним Гражданскую войну в России в начале XX века – ее рамки до сих пор не точны, то ли с 1918 года по 1920, то ли с 1917 по 1922 год. Когда воевали Красные и Белые. Историки называют Белое движение – местью, а Красных – властью или как-то так. Но что происходило в самих городах, деревнях и селениях… Шло Белое движение и все грабило и убивало, за ним шли бывшие помещики и отбирали у крестьян землю назад – либо собирались отобрать. И тут же потом приходили Красные и под чистую сметали урожай с этими комбедами и продотрядами.
Наша учительница по истории в школе – как давно это, кажется, было, а всего-то год назад – говорила, что Ленин был думающим человеком. Вот он и подумал, что крестьянину дороже: часть урожая или земля? И придумал сначала продналог, а потом и продразверстку. Гражданская война кое-как закончилась. Но кому от этого легче? Уж лучше бы ее вообще не было. Хотелось бы мне посмотреть в глаза тому чудовищу, что впервые развязал самую первую вооруженную войну… А некоторые еще на этом деньги делают – просто изверги.
К чему весь этот экскурс в историю? А к тому, что я сидела на истории Мира, где преподаватель рассказывал об очередных вооруженных восстаниях. Сев почти в самом конце аудитории, я внимательно разглядывала карту, нарисованную Умником. Причем занималась этим делом уже третий или четвертый час. В конце концов, все прояснилось и стало доступным для ума.
Вместе со звонком я вылетела из аудитории и помчалась по тому долгому пути, по которому можно было попасть в необходимую комнату. Все-таки мне казалось, что на самой лестнице должен быть потайной ход, но Михаэлю о нем явно не было известно – а еще Умник! Ну, да ладно, и так сойдет.
Я пробежала несколько пролетов лестниц, живописные коридоры с картинами на стенах, пару аудиторий, периодически сверяясь с планом. Рисунок привел меня в небольшую комнату с книжными стеллажами – это что, тупик? Но на карте нарисован проход. Прикрыла за собой дверь и принялась обшаривать каждую полочку и угол, выдвигала книги, дергала за светильники и бра. И вот, наконец, когда я выдвинула слегка две книжки, один стеллаж отодвинулся, приоткрыв проход. Стоило мне войти в него, как стеллаж-дверь закрылся. Все погрузилось во тьму, так что шла я по наитию. Опять уперлась в тупик. Стала что было силы толкать стену. Промучившись не одну минуту, устало облокотилась на боковую стену, воздуха не хватало. Но, видимо, мое тело на что-то нажало, и стена отодвинулась.
Я оказалась в среднего размера комнате. Здесь, как и в предыдущей, повсюду стояли стеллажи с книгами. Но не было даже окошечка, только вентиляционное отверстие. Старинная кожаная кушетка, как в кабинете у платного психотерапевта. А за ней, я не сразу заметила, в месте между самой кушеткой и книжным стеллажом лежала девочка лет четырнадцати-тринадцати. Но не просто так, она лежала на фактически голом ковре. Вокруг нее было что-то сверкающее и переливающееся различными цветами радуги и все это было, как бесформенная клетка. Мгновением позже я поняла, что девочка не спит, а плачет.
- Привет, - осторожно промолвила я, - что-то случилось?
Она резко подняла на меня голову и с широченными от ужаса глазами взмолилась.
- Пожалуйста, не надо, я буду хорошо себя вести, я обещаю, - и зарыдала еще сильнее, вжавшись в пол.
- Эй, - я попыталась дотянуться до нее, но меня ударило током, - ой! – взвизгнула я от неожиданности и боли.
Девочка села прямо и теперь уже удивленно смотрела на меня.
- Ты настоящая? – я обратила внимание, что она весьма симпатичная.
Темно-русые волосы волнились до самого пола, будто ее никогда не подстригали. Насыщенные травянисто-зеленые глаза. Сама же она одета в светло-голубое платье в разноцветные маленькие цветочки. Ноги были босыми.
- Да, я настоящая, - смущенная ее вопросом, ответила я.
- Дора, - взмолилась она и попыталась встать.
Тут мне открылось, что сидела она на небольшой арабской подушке. Но самое жуткое то, что на ее ногах были цепи, которыми она была прикована к стене. От, видимо, долгого сидения ноги плохо ее слушались, и она встала, покачиваясь.
- Как бы я хотела тебя обнять, - попыталась просунуть руки сквозь подрагивающие прутья клетки, но те быстро ее ужалили, - ай, - из ее глаз все еще лились слезы.
- Подожди, мы знакомы? – изумилась я.
- А ты не помнишь? – не менее удивленно и даже как-то обреченно спросила она.
- Прости, дело в том, что некоторое время назад я… - замялась, подбирая нужное слово, - умерла, а потом воскресла, - ее глаза стали в несколько раз больше.
- Как это было? Я надеюсь, не из-за бури? – испуганно пролепетала она.
- Нет, я отравилась чем-то, и все решили, что я умерла, но на самом деле нет, - минутку, перемотаем пленку, что она сказала про бурю?!
- Хвала Небесам, а то я себя так ругаю, тебя-то все нет и нет, - соленый фонтан хлынул из ее глазниц.
- Успокойся! Со мной все в порядке. Но погоди, что ты сказала про бурю? – вновь это вселенское удивление на ее лице, - просто из-за смерти и всего такого я ничего не помню, и узнаю всех и вся по новой.
Она понимающе кивнула.
- Это многое объясняет…
- Например?
- Например, что ты так долго не приходила. Раньше навещала меня раз в неделю, а иногда и чаще, - она опустилась на колени и поудобнее устроилась на подушке.
- Понятно. Но ты не ответила про бурю. И еще, как тебя зовут?