Мои встречи с руководителями средств массовой информации были довольно частыми. Позиции, которые я защищал, сводились к нескольким положениям: пишите обо всем, но не врите. Надо исходить из того, что гласность — не дар власти, а стержень демократии. Перестаньте бегать за разрешениями, что публиковать, а что нет. Берите ответственность на себя. Я больше говорил о свободе слова, чем о гласности.
На совещания друг к другу (я имею в виду себя и Лигачева) мы не ходили. В результате в общественном сознании начало складываться представление о двух «политических краях» в партии, о возможности альтернативных взглядов даже в высшем руководстве. Наступило время, когда каждый должен был определять личные позиции. С этой точки зрения фактический раскол «наверху» имел положительное влияние на демократизацию жизни.
Так и шло. Каждый из участников совещаний брал для себя те положения, которые ему больше нравились. Кстати, в этом тоже была своя польза. Постепенно рушилось одномыслие. В газетах, журналах, на радио и телевидении нарождалась новая журналистика, новый стиль письма, на страницы изданий и в эфир все чаще прорывались свежие, смелые материалы проблемного характера.
Свободу слова я считаю главным общественным прорывом того времени. «Четвертая власть» стала потихоньку становиться реальной властью, безбоязненно информировать людей и формировать на основе свободного выбора личное мнение человека. Постепенно создавалась обстановка, когда и мне не надо было спрашивать у кого-то, как поступать в том или ином случае. Это было время особого душевного состояния, когда твои решения приносят людям удовлетворение, радость, связанные с рождением статьи, книги, фильма, что, собственно, и создает великое счастье свободы творчества.
Новыми надеждами зажила интеллигенция. Поначалу побаивалась, как бы не повторилась история с хрущевской «оттепелью». Но постепенно речи на собраниях и съездах писателей, художников, композиторов становились все более уверенными, требовательными, критика ужесточалась, а выступления в средствах массовой информации становились все определеннее и самостоятельнее.
Приведу несколько случаев, когда и мне приходилось вмешиваться. В конце марта 1986 года состоялся съезд композиторов СССР. В прессе освещался скупо. Не сразу была опубликована и речь председателя правления Союза Родиона Щедрина. Почему? Да потому, что Щедрин с трибуны съезда остро и образно говорил о наболевших проблемах творчества, о конкретных чиновных людях, мешающих этому творчеству. Речь Щедрина активно пересказывали, она обрастала слухами и вымыслами.
Газета «Советская культура» опубликовала эту речь. Номер газеты в рознице разошелся мгновенно. И тут же последовал в редакцию звонок по «вертушке». Позвонил зам. зав. отделом пропаганды ЦК Севрук. Какая, мол, необходимость выбирать для печати именно это выступление? Она отличается односторонностью и безапелляционностью суждений, высказывания Щедрина о легкой и симфонической музыке по меньшей мере спорны, не надо их противопоставлять. Много крайностей в оценках.
Когда я узнал об этом, пришлось вмешаться и утихомирить часового у ворот партийности прессы.
Другой пример. 1 ноября 1986 года газета «Советская культура» напечатала статью Юлиана Семенова на тему о личной заинтересованности человека в труде, расширении правового поля для развития инициативы и предприимчивости людей. Он сокрушался, что «мало разрешающих законов — сплошь запрещающие». А чиновники толкуют эти «запрещающие» законы по своему разумению и усмотрению. Писатель ссылался при этом на опубликованную в газете «Советская Россия» статью под названием «Властью сельского совета». В ней восторженно говорилось о том, как председатель одного сельсовета сел за руль трактора и без лишних слов снес частный дом, парники и теплицы для цветов, так как они были построены «на захваченных государственных землях».
Семенов спрашивал: «Имеет ли право председатель сельского совета ломать „Беларусью“ дом, парники, хоть и поставленные в нарушение каких-то правил и уложений?» И отвечал: «Нет, для этого существует институт судебных исполнителей…» Писатель решительно возражал против пренебрежительного отношения к частнику. «На рынке пенсионерка продает помидоры, она спину ломала, ухаживала за ними, вынесла на прилавок задолго до того, как Агропром выбросил первые партии овощей в магазины. Частник? А может, труженик?»
Напомню, что статья Юлиана была напечатана спустя восемь месяцев после XXVII съезда КПСС, на котором остро говорилось о необходимости «открыть простор для инициативы и самодеятельности каждого человека…».