И все же к определению "осторожности" я отношусь с некоторым недоверием. Сюда вкладываю простую формулу: смело идти на практические дела демократического характера и одновременно утверждать, что делается это ради укрепления социализма. Что же касается публикации запрещенных книг или проката запрещенных фильмов, то для возможных объяснений "изобрел" такую коротенькую формулу: они, эти книги и фильмы, являются, мол, "жертвами не идеологического произвола системы", а чиновничьего невежества, потому и должны увидеть свет. Если же обратиться к "распустившейся печати", то она всего лишь сообщает о фактах, имеющих место в жизни, в чем кровно заинтересована партия. Надо бить по фактам, а не по курьерам плохих вестей. И все в том же духе.
Иногда спрашивают меня, а не противно ли было притворяться и разыгрывать из себя дурачка? Да, противно. Но, может быть, кто-то знает более эффективный путь с точки зрения конечного результата в условиях нашего казенного одномыслия. Утверждаю, не было такого пути в тех конкретных условиях, если стоять на позициях эволюционных преобразований, ненасильственно преодолевая моноидеологию, моновласть и монособственность.
В то время мы сами еще многого не понимали, а если что-то и понимали, то говорить об этом вслух было просто наказуемой глупостью. Да и выглядело бы все это фальшивой смелостью, неким великовозврастным мальчишеством. Скажи, например, тогда на высшем политическом уровне о гибельной милитаристской направленности индустриализации, об уродливой коллективизации, уничтожившей крестьянство, о разрушительной идеологии, убивавшей творческое начало в человеке, о террористическом характере государства и партии. И что бы из этого получилось? Да ничего путного, кроме очередного спектакля по "разоблачению" авторов подобных высказываний.
Да и Горбачев не принял бы этой тактики. И здесь я не вижу его вины. Мы принимали как само собой разумеющееся, что строили социализм, но малость заблудились, а потому надо кое-что скорректировать, чтобы выйти на правильную дорогу. Возможно, именно это заблуждение и приводило очень часто к невразумительным, расплывчатым решениям. Новые дороги мы пытались проложить по вязкому болоту социалистических иллюзий, которые принимали за твердый грунт. Повторяю, мы, сочинители речей, резолюций и программ начала реформ, в полном объеме всего этого еще не понимали. Нас возмущали догматизм, бесхозяйственность, бюрократизм, бесправие людей, зверства сталинизма, тупоумие чиновничества, но не система сама по себе.
Сегодня-то можно смеяться над нашей наивностью, судить и рядить, поучать задним числом и поражаться нашей неумелости. Но, скажите на милость, где те пробирки или теплицы, в которых выращивают "подлинных реформаторов", все знающих и все умеющих, безошибочно прорицательных, и в то же время в какой еще стране мира практически произошел ненасильственный поворот от тысячелетнего самодержавия к свободе.
Уверен, что в стратегическом плане мы сделали и правильный выбор, и выбрали верную тактику.
Меня особенно умиляют утверждения нынешних "бесстрашных" политиков и политологов, неописуемых храбрецов, обличающих нерешительность реформаторов волны 1985 года, в результате чего "подлинным" демократам в 1991 году досталась тяжелая ноша исправлять ошибки предыдущих лет и творить действительную историю демократии. Ох уж эта неистребимая большевистская бацилла! С высоты власти, неожиданно подаренной кагэбэшной командой мятежников, можно и возгордиться собственным героизмом, а заодно притвориться, что забыли о таких "несущественных мелочах", как гласность и свобода слова, парламентаризм и окончание "холодной войны", десталинизация и прекращение политических репрессий, что решительно вошли в жизнь в те самые "нерешительные времена" Реформации. Да и можно ли было продолжать демократические реформы без той политиконравственной почвы, которая была вспахана Перестройкой.
Когда некоторые демократы (по признаку власти) пытаются отбросить в сторону то, что происходило до 1991 года, они совершают не только фактическую ошибку, но и нравственную оплошность. Они пытаются как бы удалить из памяти тот факт, что мятеж 1991 года, возглавляемый верхушкой КГБ и КПСС, был направлен именно против политики Перестройки, против политики реформ, а не против новой российской власти, хотя, конечно, эта власть была столь же ненавистна мятежникам, как и горбачевская.