Во-первых, те психологические черты, о которых я пишу, в значительной мере присущи и мне самому. Критику Горбачева я как бы пропускаю через себя, через собственные заблуждения. Я знаю, что и сам я скроен из сплошных и бесконечных, иногда надоедливых сомнений. Порой меня упрекают в излишней осторожности, но я-то знаю, что за осторожностью нередко устраивается, и довольно удобно, моя же нерешительность.
Во-вторых, когда я работал с Михаилом Сергеевичем, мне не приходила в голову идея о каком-то "дядьке" для Горбачева. Я активно поддерживал его. Моя лояльность к нему не имела благоразумных рамок. Великие цели, которые стояли перед нами, ослабляли мое зрение. Что-то порой тревожило меня, но я гнал от себя всякие сварливые мысли.
В-третьих, Михаил Сергеевич — человек, как я уже писал, обидчивый. И без того газеты писали, что он лишь озвучивает то, о чем говорит ему Яковлев. Досадно, конечно, читать такое. В конце концов он настолько обиделся, что все реже и реже стал привлекать меня к подготовке его речей и докладов. Обойдусь, мол, и без тебя. Так что в "дядьке" он нуждался, но никогда не допустил бы к себе человека с подобной функцией.
В-четвертых, он подозрителен по характеру. У меня и моих друзей вызывало недоумение то обстоятельство, что Горбачев ни разу не оставил меня вместо себя, когда был в разъездах, ни разу не поручил вести Секретариат, ни разу не назначил официальным докладчиком на ленинских или ноябрьских собраниях. В подобных ролях побывали почти все, кроме меня, хотя я и ведал идеологией. Даже на двух всесоюзных совещаниях по общественным наукам и проблемам просвещения доклады делал Егор Лигачев.
То ли Горбачев постоянно "ставил меня на место", поскольку ему внушали, что "Яковлев начал собственную игру", то ли боялся, что я наговорю в докладах чего-то лишнего. Не знаю. Мне иногда хотелось напрямую спросить Горбачева, в чем тут дело. Но я стеснялся поставить его в "неловкое положение".
Сегодня все это звучит смешно, даже вспоминать неудобно, а тогда было очень неприятно. Скажу честно, в то время я каждый раз переживал, и достаточно глубоко, воспринимая эти решения Горбачева как недоверие ко мне. Впрочем, так оно и было. Я знал, что Валерий Болдин не один раз, когда подходило время торжественных собраний, вносил меня в список возможных докладчиков, но Горбачев, как сообщал мне Болдин, всегда предпочитал других. Очень больно я воспринимал вопросы и моих друзей, и моих недругов: "Ты же учитель, а доклад по народному образованию делает инженер". Или: "Ты же член Академии наук СССР, а доклад по общественным наукам делает снова инженер. Что у вас там происходит?"
Эти вопросы для меня были как плевки.
Стоит рассказать, пожалуй, об одном эпизоде, о котором сегодня я читаю с улыбкой. Однажды у кого-то возникла идея попытаться примирить Горбачева с демократами. Собрались в этих целях шесть человек (трое — от президента, трое — от демократов). Я узнал об этом через несколько недель. А теперь ко мне попала записка, которая, видимо, и была результатом переговоров. Приведу отрывок из нее.
"Но, пожалуй, самое неприятное в нынешней ситуации то. что обостренная полемика вокруг перехода к рынку сегодня подвела общественное мнение почти к единодушному негативному отношению к правительству. Практически не встретишь человека, который верил бы в то, что оно способно не то что создать эффективный рынок, но просто уберечь страну от голода. Настрой людей таков, что, даже если бы завтра правительство представило абсолютно идеальный план действий, его встретит разгромная критика. Это печально, но факт.
Конечно, могут быть найдены какие-то оправдания. Но, Михаил Сергеевич, нельзя, мне кажется, не видеть, что правительство действительно уже не в состоянии восстановить доверие парламента и страны. В этих условиях единственно правильным, по существу спасительным решением была бы его отставка и формирование в короткий срок нового правительства, возможно с какими-то особыми полномочиями (переходное, чрезвычайное, на период стабилизации и т. д.).
Такая замена будет иметь смысл, как мне кажется, только в том случае, если будет решительно обновлен весь состав нынешнего Совета Министров с резким его омоложением. И самое главное — чтобы во главе его встал Ваш надежный соратник, способный получить кредит доверия в различных слоях общества, особенно в тех, которые сейчас наиболее активны политически.
Думаю, что таким человеком может быть Александр Николаевич Яковлев. В пользу его кандидатуры ряд очевидных аргументов. В широких политических кругах, особенно после XXVIII съезда КПСС, его воспринимают как Вашу правую руку. У него достаточно прочный авторитет во всем леводемократическом лагере, и с этой стороны ему явно будет оказана поддержка. А это означает, по крайней мере, смягчение конфликтных ситуаций с Верховным Советом России, Советами Москвы, Ленинграда и т. д. Думаю, положительно воспримет это и основная масса интеллигенции, включая прессу. Немаловажно и то, что приход такого правительства позволит использовать более широко наметившиеся благоприятные возможности для притока иностранного капитала.