Проходит время, а мы еще во многом остаемся во власти той гигантской деформации общественного сознания, что была вызвана к жизни октябрьской контрреволюцией 1917 года. Во всяком нормально живущем обществе естествен спектр политико-психологических состояний и настроений: от крайне левого до крайне правого. Где-то между ними располагается трудноуловимая "норма". И сколь бы подвижными ни были границы этих норм, их наличие подтверждается крайностями, что позволяет обществу узнавать и определять, что именно является крайностью на том или ином этапе исторического развития.
С контрреволюцией победила одна из таких крайностей. Это была крайность не только политических воззрений, но и общественно-психологического состояния. Постепенно насилие становилось нормой жизни, под него подгонялись политика и экономика, литература и искусство, отношения межличностные и общественные — все подряд.
Общество не в состоянии жить так десятилетиями и оставаться нормальным. Либо от массовой ультралевой и ультраправой истерии оно впадает в коллективные формы шизофрении и недееспособности, либо так или иначе должна быть восстановлена психологическая норма. Отсюда трудные, мучительные размышления о нашем реальном месте под солнцем. Размышления, неизбежные не только из-за объективной сложности положения, в которое мы попали, но именно из-за того, что диктуют их не знающие "остановки" рационалистическое мышление и логика сознания конца XX — начала XXI века.
Почему мы оказались в одной компании с политиками весьма сомнительного толка? Почему мир не завален нашими товарами так, как японскими, американскими или хотя бы южнокорейскими? Почему страны, у которых нет ни природных богатств, ни плодородной земли, живут намного лучше нас, имеющих все это? С каким миром приходится и придется нам конкурировать? Чем он "вооружен" для жизни? И надо ли нам перенимать это его оснащение, или можно соперничать, соревноваться за счет чего-то иного, самобытного, самородного?
В сущности, Перестройка в изначальном ее смысле завершилась. Она и не могла не завершиться, ибо уже в 1987–1988 годах практически встал вопрос о смене общественного уклада. Именно по этой причине быстро нарастала конфронтация в обществе, когда отжившие, морально изношенные, но еще правящие структуры увидели реальную угрозу потери власти. Августовские события 1991 года ускорили развязку, а разгром мятежников предотвратил гражданскую войну. В специфической форме в октябре 1993 года все это повторилось снова. Но старые структуры во многом продолжают жить — и в практике, и в сознании, и в чиновничестве, и в большевиках, и в фашистах, в амбициях и политиканстве, в командных подходах и методах.
Конечно же, Реформация начиная с августа 1991 года приобрела иной характер. Изменились представления о масштабах и пределах, средствах и методах преобразований. Изменились связанные с переменами ожидания. На старте, в 1985 году, казалось, что стоит кое-что подправить, подчистить, и страна ускорит свое развитие. Это была ошибка, проистекавшая из уровня нашего понимания законов общественного развития. В то время в руководящем звене партии идея социализма не подвергалась сомнению. Тревогу вызывала практика. Именно в этой атмосфере и родилась Перестройка, обретшая на первоначальном этапе форму социально-экономического "обновления". Пожалуй, что-то иное просто не могло родиться в тех конкретных условиях. Это была неизбежная ступень в развитии общественного сознания.
Другое звено в эволюции перестроечных представлений — гласность. Она входила в жизнь очень трудно. Оказалась объектом самых ожесточенных атак со стороны аппарата, который не хотел ни объективной информации, ни общественного контроля. Общими усилиями выдающихся деятелей средств массовой информации — Егора Яковлева, Виталия Коротича, Олега Попцова, Владислава Старкова, Виталия Игнатенко, Ивана Лаптева, Григория Бакланова, Александра Пумпянского, Сергея Залыгина, Михаила Полторанина, Владислава Фронина, Сергея Баруздина, Михаила Комиссара, Михаила Ненашева и многих других — гласность буквально продиралась сквозь нагромождения лжи и всякого рода спекуляций. Их деятельность сорвала ржавые запоры большевизма, выпустив правду на свободу.