Иными словами, на ближайшие послевоенные десятилетия у Соединенных Штатов не просматривался иной достаточно мощный соперник в мире, кроме СССР. Положение усугублялось еще и тем, что если США были — и остаются — проверенной временем демократией, то СССР того периода был диктатурой. Оба государства исповедовали отчетливо выраженный мессианизм, опирающийся на твердое убеждение, что именно их модель в конечном счете победит во всем мире. Разница заключалась в том, что за американским мессианизмом стояла природная склонность всякого капитализма к экономической экспансии в силу действия законов рынка, тогда как советский мессианизм питался идеологическими соображениями и опирался преимущественно на военную силу.
Напоминаю об этом, чтобы подчеркнуть: столкновение того или иного рода между этими двумя силами было неизбежно. И дело не в просчетах политиков с той или другой стороны — такие просчеты, конечно же, были, но не они определяли полувековые тенденции мировой политики. И не в том дело, что одна из сторон олицетворяла собой, как это изображалось, силы Света, а другая — силы Тьмы (на мой взгляд, с обеих сторон хватало и того, и другого). Столкновение политических курсов и целей, сил и характеров было предопределено внутренней природой каждого из двух полюсов еще только формировавшегося биполярного мира, их общим уникальным положением в этом мире, когда силовой, военноэкономический разрыв между этими полюсами и другими, ближайшими к ним государствами оказался непропорционально велик.
Было в этом раннепослевоенном противостоянии еще одно обстоятельство, заслуживающее внимания. Каждая страна по отдельности и обе они, вместе взятые, их взаимные отношения и роль в мировой политике олицетворяли ту стихийную линию развития, которая на протяжении всей истории человечества пробивалась исключительно через механизмы силы.
На мой взгляд, можно утверждать, что силовая детерминанта по итогам Второй мировой войны достигла своей вершины и сама оказалась как бы на развилке: примет ли ее дальнейшая эволюция глобальный характер, какие-то совершенно новые формы и проявления, или же постепенно начнет складываться иная детерминанта. Например, интеллектуальная и нравственная, опирающаяся на мощь знаний и возможностей человека, на критическое осознание им собственного опыта и на понимание своей ответственности перед людьми и Богом, перед уникальностью нашей планеты, этого островка жизни во всей известной нам Вселенной.
К сожалению, инерция мировой политики и ее силовая детерминанта требовали от СССР и США помериться силами. Видимо, так бы оно и случилось, если бы в разговор двух мировых гигантов не вмешалось ядерное оружие. В этих условиях даже локальные войны при прямом или косвенном участии той или другой стороны оказались бессмысленными.
Вот на этом-то фоне в отношениях между СССР и США и начались два взаимосвязанных, параллельно развивающихся процесса: с одной стороны, разработка средств прямого нанесения ущерба друг другу; а с другой — перманентной взаимной проверки соотношения сил и воль через различные виды опосредованного противоборства, наиболее ярким проявлением чего стали конфликты в "третьем мире", происхождение и динамика которых были теснейшим образом связаны с военно-политическим соперничеством СССР и США.
В этом, на мой взгляд, и заключалась суть и специфика "холодной войны", которую можно определить как неизбежность силового противоборства, материализующуюся в условиях, когда средства, которые бы делали прямое и решающее противоборство практически осуществимым, отсутствовали. Кубинский ракетный кризис, в частности, показал, что даже обмен ядерными ударами, если бы он произошел, сам по себе не обеспечивал победу ни одной из сторон, а следовательно, не имел бы практического смысла.
Чем могла стать, но не стала "холодная война"?
Если согласиться с тем определением истоков и сущности "холодной войны", какое я попытался сформулировать выше, то необходимо сделать вывод, что, пожалуй, впервые в истории причудами мирового развития было создано противостояние., не имевшее практического разрешения, но и державшее в своих ядерных тисках обе стороны, как, впрочем, и весь мир. Обстановка подсказывала, даже кричала: "Думайте, черт побери! Ищите нестандартные подходы!" Надо признать, что и в том, и в другом политики обеих стран оказались несостоятельными. Вполне логично в этих условиях и то, что как советологи в США, так и американистика в СССР потерпели банкротство.