Однажды ты можешь не успеть, Авдеев.
Парень сгребает в кулак край одеяла и глотает крик, не позволяя ему вырваться наружу. Не сводит глаз с брата, по-детски боясь, что если моргнёт, то с ним снова случится что-то плохое. Прокручивает в голове последние сутки, а следом, не сумев вовремя остановиться, годы, толкая себя в пучину из бессильной злобы, сожаления и усталости пока дыхание младшего не становится ровным и спокойным. Пока не разряжается морально практически в ноль. Пока не загораются за окном уличные фонари, безуспешно рассеивая сумерки. И только после заставляет себя встать и на нетвёрдых ногах выйти из комнаты. Слепо бредёт в ванную, помня о творящемся там беспорядке, и вновь, как и совсем недавно, замирает на том же самом месте, потому что вопреки его ожиданиям в ней нет разбросанных вещей, аптечки и фантиков на полу. Будто и не было очередного срыва брата. Не было страха, алых пятен и сжирающей боли. Не было панической атаки и осознания мерзкого бессилия.
А что же тогда было?
Или…Кто?
Верно.Она… Была, есть и будетона.
Дорогие читатели, доброе пятничное утро! Планирую выкладку глав каждую пятницу с утра, поэтому не пропустите, и по традиции жду ваши впечатления в комментариях)
67. Кир
Кир идёт на кухню, не зная, а чувствуя, что девушка там. Он не просил её оставаться и не просил уходить. Не обозначал сроки, в которые сможет уделить ей время. Не ждал от неё участия и сопереживания. Да и сегодняшняя ситуация не тот случай, в котором чьё-то неравнодушие может оказать реальную помощь, но… Но парень видит Отрадную, одиноко сидящую за обеденным столом в компании двух наполненных, судя по виду, чёрным чаем кружек, и смолотые в крошево из-за переживаний внутренности словно пледом окутывает. Тёплым, мягким, пушистым.
Ты мне нужен, слышишь?
Слышит.
Всем естеством, душой, сердцем.
Слышит. Чувствует. Любит.
А ты слышишь, Алёна? Как давно, бесповоротно и без оглядки нужна мне?
Она отрешённо смотрит в окно и держит за ручку чашку. Вторая стоит напротив в ожидании его. Тонкие плечи напряжены. Губы поджаты. Глаз парень не видит, но помнит каждую крапинку в них наизусть и удостоверяется в этом в очередной раз, когда Алёна, заметив его, резко оборачивается и их взгляды встречаются.
В карих, почти чёрных из-за тусклого освещения радужках Авдеев растворяется мгновенно. Теряется без вести в густых ресницах. Тихо и безвольно тонет в звуках её голоса, когда она, очевидно переживая и тревожась, спрашивает:
- Как Алек?
- Спит.
И волнения не становится меньше, когда за первым вопросом от неё сразу же следует второй.
- А ты?
Соврать бы. Спрятать свою слабость и разбитость, чтобы быть перед ней сильным и всемогущим. Расправить плечи и натянуть маску если не безразличия, то хотя бы уверенности в том, что случившееся сегодня больше не повторится никогда. Да только ему себя-то не получается в этом обмануть, что говорить о той, из-за кого у него мир наизнанку раз за разом выворачивается?
- А я…
Я устал, Алёна.
Я чертовски, пи*дец как, устал.
Она сводит брови к переносице, хмурясь, и похоже понимает его без слов. И от этого хочется свернуться калачиком у её ног и остаться в таком положении навсегда.
- Мне жаль, Кир, - глаза напротив проникновенно блестят сочувствием. - Мне очень-очень жаль.
- Мне тоже, Алёна.
Авдеев тяжело опускается на стул, будто к его двадцати годам добавилось шестьдесят лет сверху, и с силой трёт лицо ладонями. Девушка же не спускает с него внимательного взгляда.
Между ними тишина. Не та, что подобно гранитным плитам давит на плечи, а та, что ромашковым чаем по расшатанным в край нервам и пластырем на рваные раны.
Прошлое, наконец, замолкает. Настоящее ему вторит. Будущее неясно маячит где-то там, вдалеке, но им обоим не до первого, ни до второго и тем более ни до третьего.
Им сейчас только друг до друга. Физически - шаг, может быть два. Ментально - уже вплотную, до приятной тесноты и лёгкой нехватки кислорода.
- Не вини себя, пожалуйста.
Отрадная почти шепчет. Он с трудом сглатывает и давит на в ту же секунду повлажневшие глаза, даже не удивляясь тому, как точно и тонко девушка его читает.
- В том, что происходит с Алеком… Нет твоей вины, Кир.
Больная усмешка ломает губы и голос предательски срывается, когда Авдеев честно признаётся:
- Я бы хотел, чтобы это было так.
- Ты не можешь быть ответственным за всё то, что происходит вокруг.
Девушка натягивает рукава на запястья и это движение, абсолютно обыденное, видимо давно вошедшее у неё в привычку, кажется ему знакомым. Настолько знакомым, что параллель между ней и братом, белёсыми полосами на коже, тщательно скрываемыми одеждой, прочерчивается сама собой ярко-красной линией. Она пугает и хочется как можно скорее от этой мысли отмахнуться, но он вспоминает её реакцию на Алека в ванной, наблюдает за ней сейчас и видит, что Отрадная понимает. Понимает не его, Кира, а именно брата, словно… Словно была на его месте?
Почему?
Зачем тебе это?
От какой боли ты хотела сбежать? И сбежала ли?
Авдеев уже открывает рот, чтобы задать эти отравляющие вопросы прямо, но девушка опережает, вновь подтвердив, что его мысли для неё как букварь для доктора филологических наук.
- Не надо, Кир, не спрашивай.
- Алёнка, ты…
- Пожалуйста.
И уже эти слова вполне можно считать ответом да только легче от этого не становится. Наоборот. Парень чувствует себя так, словно его со всей дури под дых ударили, а потом протащили по щебенке раздетым пару километров.
- Алек… Он… Давно вредит себе?
От её взгляда никуда не деться и он даже не пытается спрятать подрагивающие ладони.
- Я не знаю, - признаваться в этом больно и тошно, но врать ей выше его сил. - Я увидел и понял что он с собой делает, когда чуть не стало слишком поздно.
Она не удивляется, только наклоняется корпусом вперёд, не прерывая зрительный контакт и неосознанно стараясь быть ближе. Ближе к нему.
- Он объяснял тебе почему…?
- Да. Началось всё с аварии, в которой мы потеряли сестру, - дрожь в пальцах усиливается. - Алек с Алисой - двойняшки. Были ими. Её потеря… Он не может пережить.