И вроде бы ничего особенного и грубого не прозвучало, а она бледнеет, сжимается, обхватывая себя за плечи, и невольно отступает на шаг назад. Очевидно, что во фразе заложено несколько смыслов, понятных лишь им вдвоём, и Рома, имеющий чуйку на наличие костей и дурно пахнущих кучек в чужих шкафах, не может не обратить на это внимание. Для него развернувшаяся картина и грызня “родителей” отдельный вид развлечения и кайфа, с которого он вряд ли когда-нибудь захочет слезть.
- Вы оба просто пример для подражания, - глумится в открытую, не сдержавшись. - Другой такой “идеальной” пары в этом мире больше не найти. Советую вам носить заговорённые обереги, чтобы защитить свою невероятную любовь друг к другу от сглаза, а то мало ли…
Алёна, старающаяся всё это время слиться с обстановкой, чтобы её не заметили, легонько дёргает его за рукав кожанки, останавливая, но парень ждал этого момента очень долго, чтобы молчать и не искупать их в накопившемся за годы и теперь льющемся за края яде.
- Спокойно, Лёна, не переживай, и тебе, если повезёт, такой же, как мой самый лучший на планете папка, встретится однажды и, как и твоя мама, не будешь знать куда от такого счастья деваться.
Тьфу, тьфу, тьфу, конечно. Ромка скорее в лепёшку разобьётся, чем позволит кому-то, кто хотя бы чуть-чуть на его отца похожий, к ней подойти. По этой же самой причине он не смотрит на неё никак иначе, чем на младшую сестру, потому что, как бы ебано на душе от этого осознания не было и как бы не хотелось выпрыгнуть из шкуры, чтобы данный факт изменить, но от осинки апельсинки не рождаются. А в случае с ними - благородный орёл от прогнившего насквозь душой стервятника.
Ведь так, папа?
Мы же с тобой одного вида шакалы, да?
Только в отличие от отца, он это признаёт и особо не скрывает. Олег же до последнего делает вид, что правильный до зубного скрежета и святее всех святых, а без нимба над головой ходит, потому что скромный и порядочный донельзя.
- Рома, это не смешно, - едва слышно шепчет Отрадная рядом и, слегка побледнев, бросает опасливый взгляд на Королёва-старшего.
Тот его шутку тоже не оценивает. Чуть наклоняет голову вперёд, разглядывая их исподлобья и морально прессуя, отчего удерживать непринуждённость и внешний похуизм на родительские слова становится в разы тяжелее.
- Зачем ты вернулся? - спрашивает прямо, всем видом давая понять, что больше не хочет тратить своё драгоценное время на него.
- Соскучился.
Рома же в свою очередь с ещё большим усилием ломает губы в вызывающей насмешке, игнорируя обиду, разъедающую его броню изнутри. Вроде уже давно осведомлён о том, что отцу не нужен, а за рёбрами болит каждый раз как в первый. Болит, давит, душит. И пора бы привыкнуть, смириться, может, даже отпустить, чтобы стало легче, но… Но кто тогда за эту его боль ответит? Кто вернёт эти адские четыре года, которые он потерял в академии? С кого, в конце концов, за детство, полное одиночества, спрашивать?
- Не паясничай. Напоминаю, что ты уже давно не ребёнок, чтобы вести себя подобным образом.
- А я напоминаю, что ты понятия не имеешь каким я был ребёнком и тем более какой я сейчас, так что не тебе мне подобные условия диктовать.
Королёв-старший, стоящий до этого на расстоянии и, по всей видимости, начавший терять терпение, уверенной и твёрдой походкой принимается надвигаться на него. Со стороны это выглядит как прямая угроза вновь оказаться выгнанным взашей и парень расправляет плечи, готовясь противостоять, но уже второй раз за день перед ним хрупкой защищающей преградой встаёт Алёнка.
- Олег… - выдыхает она всего лишь одно слово и оно, к Роминому нешуточному удивлению, действует на отца как заклинание.
Он вдруг послушно останавливается в паре шагов от них и смотрит на неё так, что внутренности скручиваются в пружину, но не от страха, а…
Рома встряхивает головой, надеясь, что ему просто показалось. Моргает. Переводит взгляд на будто проглотившую язык Инну, продолжающую стоять на всё том же месте и не сводящую со спины мужа глаз. Её в отличие от него ничего в сложившейся ситуации не удивляет и он снова смотрит на отца и Отрадную, пытаясь понять, что именно его так триггернуло. Ведь всё так чинно и благородно. Ведь ничего по сути из ряда вон не случилось. Ведь это просто взгляд или…?
Просто?
А разве Олег Королёв делает что-либо “просто”?
80. Алёна
- Олег… - выдыхает она, мысленно прося остановиться и не повторять события четырёхлетней давности снова.
Ей не по себе. Ей душно. Ей хочется спрятаться за Ромкину широкую спину и не чувствовать взгляд отчима, не быть на расстоянии двух шагов от него, не терять себя на глазах у всех. Но ореховые радужки держат крепко. Железными цепями по рукам и ногам. Прозрачной острой леской поперёк горла. Колючей проволокой вокруг воли. Так, что ни сдвинуться, ни отвернуться, ни вздохнуть.
Хватит.
Прошу тебя.
Не сейчас.
В прихожей тяжёлое молчание, из-за которого воздух становится смогом. Вязким и едким. Отравляющим изнутри не сразу, а мучительно долго, секунда за секундой.
Она с трудом сглатывает и мысленно отчаянно ищет выход. Напоминает себе о матери, стоящей в считанных шагах. О Роме - вернувшемся к ней, по прежнему очень родном,своёмРоме. О самом Олеге, как о его отце и отце Егора, а не как мужчины, чей запах, поцелуи и прикосновения, кажется, впитались в неё до костей. Но не помогает. Не освобождает. И тогда Отрадная, уже больше машинально, чем осознанно, направляет мысли в совершенно противоположную сторону, где натыкается на того, кого совсем недавно назвала своим другом, и хватается за его образ, как за спасательный круг.
Спаси меня, золотой мальчик.
Забери к себе.
Спрячь.
Как по приказу, в голове тут же звучит его голос, с поразительной лёгкостью вырывая из власти ореховых глаз напротив.
“Хорошо, что ты здесь.”
Вроде бы ещё секунду назад выдохнуть не могла, а сейчас уже мысленно совершенно в другом месте, не в окружении “семьи”, а во вчерашнем вечере, на веранде под звёздным небом в объятияхдруга,с которым, как оказалось, так просто, приятно исвободнодышать такт в такт. Это открытие, неожиданное и яркое, отзывалось тогда и продолжает отзываться до сих пор волнующей щекоткой в груди наравне с осознанием того, что красивее его глаз, взгляда и улыбки она похоже ещё никогда ни у кого не видела.
“Я тебя завтра украду”
И, наверное, следовало бы спросить банальное - куда, зачем, для чего? Но не хотелось. Даже почему-то не подумалось. Улыбаться ему в ответ хотелось, да. Смотреть в весну в зелёных радужках, таинственную и чарующую в свете звёзд. Слушать его. Стоять рядом, близко-близко, всем телом ощущая разницу в росте, силе, реакции, мощи и, на удивление, абсолютно её не бояться. Прижиматься неосознанно доверчиво, прячась в тесных объятьях от ветра, и ждать сегодняшнего дня, чтобы быть им похищенной. До последнего считать минуты и знать, что ещё чуть-чуть и…
“Ты, правда, хочешь уйти с ним?”
Один из самых сложных вопросов в её жизни, разрывающий на части. Потому что Рома - это единственный человек, которого она могла назвать своей семьёй, а Кир - единственный, кто позволил ей считать себя другом, единственный, к кому хотелось тянуться и быть наравне, единственный, кто совершенно не вписывался в Алёнину реальность и тем самым менял ту до неузнаваемости. Единственный во многом и похоже уже до конца. И уходить от него было сложно. Невыносимо отворачиваться от весны его, сегодня грозовой, буйной, капризной, но уже, кажется, очень родной в глазах. Прощаться, чувствуя исходящие от него гнев, раздражение и досаду из-за её выбора. Выбора, который Отрадная надеялась, что больше никогда перед ней не встанет.