Отрадная округляет глаза, без труда поняв к чему он ведёт. Приоткрывает губы, чтобы что-то сказать, тянется к нему, но не успевает сделать и шага, потому что Королёв опускает ладонь ей на талию и крепко сжимает, удерживая на месте. И это на него действует как чёртова красная тряпка.
ты меня простишь потом, Алён.
Всё для этого сделаю, а пока…
Секунда на вздох и… И вдруг его хватают чьи-то руки, оттягивая на пару шагов назад. Захват сильный. Знакомый. А облегчение в девичьем голосе звенит колокольчиком и карие глаза ярко вспыхивают радостью.
- Миша! Ты… Боже, как же ты вовремя!
Рядом слышится знакомый опять же смешок и иронично-хрипловатое:
- Эпично я появился, да, Алён?
Мишка оттаскивает его ещё на шаг в сторону и матерится под нос от натуги. Кир же осознать появление друга не может. Тумблер переключён. Планка упала. Перед глазами чужая рука на той, что его голову ни на миг не покидает.
Пиздец тебе, Королёв.
Не за слова твои поганые, а за неё.
За то, что мою, МОЮ, ЯСНО, БЛЯТЬ?!, трогаешь, падла.
Авдеев мог наплевать на его возвращение, мог пропустить мимо себя его выпады в свою сторону, мог наступить себе на горло и смириться с Ромкиным существованием на одной планете с Алёной в целом ради неё же, но наблюдать за тем, как он её вот так вот открыто касается, трогает, к себе прижимает… Не-е-ет уж, увольте.
Он не вышел из рая, чтобы обладать ангельским терпением и всепрощением.
Он ни на кого кроме неё смотреть не может.
Он, вашу мать, любит её и себе без остатка хочет.
- Руки, сука, от неё свои убери! - приказывает, рыча.
Бывший лучший друг смотрит на него с выжигающей здравомыслие напрочь насмешкой и наигранной жалостью, которая бьёт по гордости, как настоящая. Не боится, не переживает, не вызывает себе заранее скорую, а наоборот, ловит кайф с его реакции и останавливаться явно не намерен. Безнадёжный, нахуй, псих.
- Не-хо-чу, - тянет лениво по слогам и вместо того, чтобы послушаться и тем самым спасти свою никчёмную жизнь, он обнимает Отрадную уже двумя руками. - Да и с какой стати, интересно? Просто из-за того, что ты смириться не можешь с тем, что не твоя? Самому-то не смешно?
Она происходящего будто бы и не замечает. Не слышит, что Королёв пиздит, не чувствует, как он её к себе притискивает, не обнимает в ответ, только ворочается в его хватке, оборачивается и не сводит с него, Кира, своих глаз-омутов.
и каково тебе там, в его, ЧУЖИХ, руках, Алёнка?
а в моих каково было? Всего пару дней назад, помнишь?
Миша цокает языком и усиливает хватку, зная, что если даст слабину, то станет свидетелем как лучший друг, нет, брат, просто напросто заработает себе парочку-тройку уголовных статей в личное дело.
- Ромыч, за себя не боишься, так об Алёнке подумай, - призывает к здравому смыслу, которого у Романа не было никогда. - Оно ей надо, возле твоей койки в реанимации сидеть, а Кирюхе передачки таскать?
- Тебя, Миха, никто не спрашивал, отъебись, - не глядя на него, небрежно отмахивается Королёв.
- И я тоже НЕ рад тебя видеть, а вот тебя, Алён, наоборот. Как твои дела? Классно выглядишь, кстати! Да ведь, Кир? Дыши, если согласен.
Романов, отшучиваясь, тараторит, как делает всегда, когда пытается найти выход из ситуации, и специально переводит его внимание на девушку, прекрасно зная, что всё что касается её, он не сможет пропустить мимо ушей. Так и происходит. Кир не в силах проигнорировать, не в силах не смотреть и, конечно же, не в силах ею не дышать.
- Сп-пасибо, Миш. Д-дела н-нормально, - девичий голос подпрыгивает от волнения. - Ты к-как? Как зд-доровье?
- Уже гораздо лучше. Сегодня выписали, так что, как видишь, я здесь. Решил от врача сразу на пары, а то и без того пропустил много, столько ещё отрабатывать придётся…
- Да? Мне показалось, что у тебя всё ещё голос нездоровый, когда ночью смотрела…
Она вдруг замолкает, распахивает шире глаза, так не сведённые с него ни на мгновение, и… Краснеет. Очень неожиданно, ярко и чертовски, до сбившегося сердечного ритма мило. Повисает тишина. Королёв слегка хмурится молчит, не понимая о чём идёт речь. Кир, медленно соображая из-за своего взбудораженного состояния и её такой красивой напротив на расстоянии шага, тоже. Мишка же осознаёт первым, расплывается в задорной солнечной улыбке и толкает его плечом в бок, мол, говорил же тебе, что сработает. И только после этого до Авдеева доходит.
Ночью…
Смотрела…
на меня, да, Алёнка?
на меня?
Он не мог вчера найти себе места с момента её ухода с Ромкой. Не мог стереть картинку её с другим. Не мог избавиться от панических мыслей, что всё, пиздец, не успел, упустил, потерял. Вспоминал времена, когда считал Королёва другом, о его словах о ней, о намёках на Алёнкин счёт, о том, что и смотреть в её сторону не стоит. Тогда Кир ещё не знал как в неё встрянет и списал интерес при первой кратковременной встречи с темноволосой девчонкой на буйство гормонов и приятную глазу внешность. Выяснять о том, что именно Ромку и его новоявленную сводную сестру связывает, не стал, но слова того, произнесённые абсолютно и несвойственно для него серьёзно, с явным предупреждением, когда тот этот самый интерес заметил, запомнил.
- Нет, дружище, не надо. Не смотри так. Я за неё горло всем перегрызу.
Вроде бы и прямо не сказал, что сам на неё виды имеет, и в то же время свою территорию очертил, а он и не полез. Друг же всё-таки. Лучший. Да и не его это дело, пусть и зацепила она. Тогда было не его, а сейчас… А сейчас изнутри от ревности горел. Грёбаным синим пламенем. Неизвестность почву из-под ног выбивала. Одно сомнение давило на горло сильнее другого.
Было у них всё-таки что-то или нет? А кем-то особенным друг для друга они были? А на данный момент, когда не дети уже и можно на совершенно другом уровне и в других плоскостях отношения строить… На данный момент что?!
Было?
Есть?
Будет?
Да хуй там! Легче сразу из окна вышагнуть, а лучше помочь это сделать Королёву, чтобы наверняка все шансы на “было” с “есть” и тем более “будет” на корню ликвидировать.
Ни дела, ни забота о брате, ни очередные бодания с отцом вулкан в душе не потушили. К ночи совсем тяжко стало. Нутро рвалось по уже знакомому адресу, забрать своё, спрятать, присвоить и как себя удержать он не имел никакого понятия. Миша, скучающий на больничном и сетующий на то, что опять пропустил всё самое интересное, пытался, как мог, ему помочь, отвлечь, от необдуманных поступков на эмоциях уберечь, но легче было Авдеева к батарее цепями привязать, чем словами уговорить не пороть горячку.
Как оказался на баскетбольной площадке, где раньше с тем же Романовым, младшим братом или приятелями любил зависать до автоаварии, где мяч нашёл, сколько по времени на ней круги наворачивал, не помнил. Что Миша говорил и какие доводы приводил в пользу сохранять спокойствие и не вестись на провокации Королёва не слышал. Пытался физической нагрузкой, одними и теми же движениями, ночным холодным воздухом себя в руки взять.
Лёгкие горели. Мышцы приятно пекло. Мяч летал по нужной траектории раз за разом в кольцо, а перед глазами… Не кольцо, нет. Не площадка, освещённая по периметру фонарями. Не Мишка даже. Как обычно она. Отрадная.
А потом в один момент вдруг щёлкнуло будто что-то. И разум на мгновение прояснился. Пришло осознание - где, что делает, с кем. Прислушался к болтовне друга, обернулся и понял, что без своего на то согласия стал звездой Мишиного прямого эфира в соц.сетях. Первая реакция - начистить шею, потому что терпеть этого всего не мог, а вторая, когда Романов объяснил свои мотивы, придушить за то, что даёт ему надежду.