Выбрать главу

В конце концов, я обещала приехать сразу же, как только закончу с делами, а обещания я сдерживаю всегда.

Жди в гости, Хеймитч Эбернети!

Комментарий к 4. И ты называешь это поцелуем, солнышко?

Эта часть для Улиты :3

========== 5. У нас только секс. ==========

— Урод!

— Истеричка!

— Кретин!

— Дура!

— Кабель! — о, слышала бы сейчас меня моя мама, непременно бы заставила вымыть рот с мылом и поставила бы в угол, чтобы впредь я больше не говорила таких слов. Знала бы мама, почему я говорю такие слова, поддержала бы меня, да ещё и добавила бы что-нибудь.

— Что ты сейчас сказала? — серые глаза опасно прищурились, а от тихого голоса, наполненного гневом, трясутся коленки. — Я не ослышался? Ты назвала меня кабелем? С какой стати, Тринкет? — Хеймитч обходит диван, единственную преграду между нами, подходя ко мне, а я продолжаю стоять у двери, точно статуя.

— Нечего трахаться со всякими потаскухами, Эбернети! Меняешь женщин словно перчатки. Тебе не стыдно?

Громкий смех наполняет гостиную двенадцатого этажа Тренировочного Центра, где сейчас проходит наша маленькая ссора. Ну, не маленькая, конечно, но она далека от глобальной катастрофы. Пока.

— Нет, не стыдно. И вообще, я не понимаю причину твоей злости. С тобой у нас никаких отношений нет, а забавляться с одной и той же девушкой мне надоело. А Джанет, кстати, даже не против была. Ох, завидую я Рубаке, у него такая прекрасная сопровождающая, — мечтательная улыбка растягивает губы Хеймитча, а я скриплю зубами от злости. Он чуть ли не причмокивает от удовольствия!

— Не упоминай при мне эту шлюху! — делаю шаг вперед, сжимая кулаки. Как же мне хочется его ударить, залепить хорошую пощечину, да такую, чтобы след остался.

— О, я слышу ревность в голосе! Не уж-то ты ревнуешь меня к этой, как ты сама выразилась, шлюхе? Тринкет, а не влюбилась ли ты в меня? — он повышает тон, гневно сверкая глазами. Ох, зря ты это сказал, зря.

Ладонь слегка покалывает в предвкушении удара, а я преодолеваю расстояние, что ещё осталось между нами. Заношу руку, уже ощущая это немного эгоистичное, неправильное удовольствие, но не слышу характерного звука. Запястье пронзает боль, и я тихо вскрикиваю, жмуря глаза. Хеймитч крепко сжимает мою руку, презрительно скривив губы.

— Даже не смей думать, что ты можешь меня ударить, маленькая стерва. Поняла? — слишком тихий шепот, слишком страшно.

— Отпусти! — на глаза наворачиваются слезы, я уже начинаю жалеть, что решила сделать это.

— У нас с тобой нет никаких отношений, Тринкет, если ты не поняла с первого раза. У нас только секс. Был, — он отталкивает меня, отходя на шаг.

Слова, произнесенные шепотом, слишком громко звучат в моей голове, отдаваясь противной болью где-то в затылке. Горло сдавливает противный комок слез, которые вот-вот польются из глаз, а сердце, кажется, разбилось на миллион осколков, которые теперь никто не склеит.

— Как скажешь, Хеймитч, — опускаю голову, часто моргая. Одинокая слезинка падает на пол, а я ухожу в комнату, пытаясь не впасть в истерику. Только не при нём.

Тишина в спальне слишком оглушительна, а воздуха совсем нет. Делаю глубокий вздох, размазывая макияж, который я так старательно наносила утром. Зря старалась, он всё равно не оценил. Закрываю дверь, оставляя ключ в замке, чтобы никто не смог ко мне зайти. Не хочу никого видеть. Каблуки остаются у двери, а парик летит куда-то в сторону окна, прикрытого тяжелыми бордовыми шторами. Ложусь на кровать, сворачиваясь клубочком. Громко всхлипываю, носом утыкаясь в подушку.

Между нами только секс, Хеймитч. Как скажешь.

Комментарий к 5. У нас только секс.

Ciara — Paint it black [немного, может, не в тему, но, как мне кажется, подходит]

========== 6. Он ничего не говорит. ==========

Кристально-белый лист, исписанный убористым, немного корявым почерком, одиноко лежит на полу, ярким пятном выделяясь на фоне темных тонов квартиры. Буквы до сих пор пляшут перед глазами, не желая испаряться. Слова всегда были его сильной стороной. Он говорил прямо, не желая что-то утаивать, не обращая внимания на реакцию человека. Часто его фразы и предположения вызывали смех, но в последнее время была настороженность, какой-то страх.

Мешковатый свитер немного греет кожу, закрывает шрамы на руках, уже почти не видные. Натягиваю рукава на ладони, крепко сжимая кулаки, впиваясь ногтями в ладони, стараясь хоть немного отвлечься. Не помогает. Откидываюсь на спинку кресла, глубоко вздыхая. Глубокая дыра, раскинувшаяся в моей жалкой душонке, растет, поглощая всё больше и больше пространства. Кажется, ей нет ни конца, ни края.

Окно распахивается от очередного резкого порыва ветра, с глухим стуком ударяясь о стену. Прикрываю глаза, слегка передергивая плечами. Я привыкла к холоду, ведь там, в темницах великого и прекрасного Капитолия всегда был сквозняк. Мысли плавно перетекают не в то русло, в которое должны были бы. Серые стены, плесень, ледяная вода, кнут. Я вспоминаю всё это снова и снова, каждый день, хоть с того момента прошло уже больше пятнадцати лет. Слышу свист, очень характерный для хлыста, а потом прогибаюсь в спине, будто снова чувствуя всю боль от удара. Распахиваю глаза, глотая ртом воздух.

Взгляд снова падает на письмо, что доставили мне меньше часа назад. Из самого Двенадцатого. Надо же, наш старый ментор решил вспомнить про меня. Пальцы вцепляются в подлокотники, крепко сжимая ни в чем не повинную ткань.

Он зовет к себе, в Двенадцатый. На свадьбу. Он же женится.

Громкий всхлип разрезает гнетущую тишину, утопая где-то в закоулках комнаты. Слезы катятся из глаз, падая на рукава кофты. Зажимаю рот рукой, силясь сдержать новый жалостливые всхлипы.

Хеймитч Эбернети спас меня, когда нашел меня в полуживом состоянии в тухлых темницах.

Хеймитч Эбернети обещал, что будет рядом, чтобы не случилось. Нет, он не клялся мне в вечной любви, хотя прекрасно знал о моих чувствах. Он обещал это мне как старой подруге, с которой проработал вместе черт знает сколько времени.

Хеймитч Эбернети не сдержал своего обещания, оставив меня одну в Капитолии, всё еще зализывающим свои раны. Уехал в Двенадцатый вместе с Китнисс, а потом не вернулся. Пятнадцать лет он не появлялся, даже не звонил, а тут написал письмо. Позвал на свадьбу, ведь я его старая подруга.

Подруга. Это слово отдается тупой болью где-то в сердце, вызывая тонну отрицательных чувств.

Ветер развивает занавески, проникает в комнату, заполняя собой всё помещение, добираясь до письма. Белоснежный листок колышется, но остается на месте. Как бельмо на глазу.

Хеймитч Эбернети не смог сказать мне этого по телефону, а просто написал письмо. Пожалел, видимо. Трус.

Слова всегда были его сильной стороной.

========== 7. Поверь, я хороший учитель. ==========

Я не знаю, как его называть.

Строгое и до жути официальное «Эбернети!» режет слух, оставляя неприятное послевкусие во рту, ведь я привыкла называть людей по именам, но в этом случае всё немного иначе.

Я могла бы называть его «мистер Эбернети», но это звучит ужасно, немного, даже, глупо, да и не подходит ему совсем. Такое подошло бы какому-нибудь начальнику в крупной фирме, полицейскому или чиновнику на высоком посту, но никак не обычному журналисту, пусть и в известной газете.

«Алкаш», «зануда», «старик» — слишком грубо, как по мне, хотя сам он не жалуется, когда его так кто-то зовет, а лишь снисходительно улыбается, придумывая кличку кому-либо.

Я могла бы звать его «ты», но не могу же постоянно использовать местоимения.

Что касается его имени, то тут всё слишком сложно. Если фамилию я могу ещё более менее нормально произносить, то имя срывается с моих губ непонятным звуком, отдаленно напоминая мычание, хотя букву «Х» я могу уже четко произносить. Французский акцент сильно мешает, но избавиться я от него не могу, ведь это мой родной язык.

Из Франции я уехала два года назад, отправившись в Англию. Ну, не уехала, а приехала сюда по обмену от издания газеты, где я работала дома, устроившись работать в местную газетенку, где, собственно, познакомилась с моим наставником, а в будущем и спутником жизни — Хеймитчем Эбернети. Как выяснилось, Хеймитч знает французский, что значительно облегчало наше общение. Сначала была просто работа, совместные посиделки по вечерам, а потом и отношения. Ничего необычного, всё стандартно, даже обыденно, но я не жалуюсь.