— Думаю, что у противника, как и у нас, все в порядке с обеспечением, — задумчиво произнес Полководец, оглянувшись на подчиненных.
— Так точно, — с готовностью отозвался один из них.
— Приготовиться кавалерии, — коротко бросил Полководец.
— Обходной маневр, сэр?
— Атака в лоб, используем эффект неожиданности.
На командном пункте примолкли. Все понимали: при такой плотности огня подобный маневр — верная смерть для большинства идущих в атаку. Полководец обвел подчиненных тяжелым взглядом:
— Мне нужен этот мост. Вопросы?
Возразить решился начальник штаба:
— Мы положим людей просто так, Сэр.
— Мост не тронут, им нужно всего лишь добраться до него, — Полководец указал рукой в примерное место нахождения злополучной переправы, свободное от взрывов:
— Готовьте эскадрон.
— Но Сэр, — начальник штаба, старый вояка, отдавший службе три десятка лет, правый глаз и левую руку, не сдержался, — они солдаты, а не рабы, не ваша собственность.
Полководец недобро улыбнулся, можно было и не брать чертов мост, просто разнести его в щепки (пардон, камни) и, простояв еще неделю — две друг напротив друга, пока в обозах не закончатся ядра, разойтись в поисках более удобного ристалища. Отменить приказ — сохранить жизни, по крайней мере, на сегодня двум сотням молодых здоровых мужчин. Свист, удар, взрыв, раз, два, свист, удар, взрыв, раз, два — тамошние канониры работали, как часы.
— Не мои, — произнес он вслух. — Они собственность своей родины. Через полчаса начинаем.
Начальник штаба щелкнул каблуками и открыл рот отдать приказ, как… свист, удар, взрыв…
Когда осела пыль и старшие офицеры поднялись с земли, на месте, где только что находился Полководец, зияла дымящаяся дыра размером с колесо большой мортиры…
…Отблеск факела на городской стене, зацепившийся за кончик рапиры моего визави, беспокойно и лукаво выписывает замысловатые па прямо перед моей, честно говоря, обескураженной физиономией. Вынужден констатировать, обозленный супруг и сам по себе существо опасное, а этот, ко всему прочему, в искусстве обращения со шпагой превосходит мои скромные навыки на голову, а может быть, и на две.
За три минуты поединка «светлячок» успел срезать атласный бант на рубахе, снять с лацкана золотую застежку и прочертить над бровью мешающую мне теперь кровотечением линию, рисунок коей я в отсутствие зеркала и всяческой возможности бросить взгляд на него оценить не могу. Противник явно играет со мной, и я не сомневаюсь, что на этой ночной площади закончится мой недолгий жизненный путь, причем, довольно скоро.
Всего четверть часа назад я пытался объяснить не рогоносцу, а всего лишь ревнивцу, что его благоверная супруга отвергла напрочь мои притязания на ее честь, но ослепленный эмоциями муж не желал слушать оправданий из уст баловня судьбы, красавца-ловеласа, коим слыл я в миру.
Предметом возникшего разногласия в столь важном и даже изящном вопросе, как беспардонное разглядывание чужих жен, послужила супруга моего талантливого оппонента, вертлявого до невообразимости «мушкетера», чудное, нежное создание, ангел с печальными глазами и грустной, блуждающей улыбкой. Подготавливая почву для атаки на столь прелестный «форт», я, по обыкновению, провел тщательную разведку, выяснив наплевательское, почти скотское отношение к белокурому ангелу этого обряженного в дорогой камзол демона при шпаге.
Всяческие намеки, полувздохи и томные взгляды не достигли желаемого результата и я, как правило без труда находящий лазейки в стенах самых неприступных крепостей, здесь потерпел оглушительное фиаско, но поскольку разведка перед боем проводилась не совсем скрытно, то дражайший супруг был поставлен в известность доброжелателями-завистниками.
Преградив мне путь посреди ночи, он, надо отдать должное, в совершенном одиночестве, выслушав мои доводы и не поверив им тем не менее, в отсутствие доказательств потребовал немедленной сатисфакции в виде извинений.
Я не был влюблен в его жену, впрочем, как и во всех ее предшественниц, сдававшихся без боя, а посему счел невозможным удовлетворить ревнивца желаемым им образом по причине несостоявшегося прецедента.
— Тогда дуэль, — с ухмылкой согласился он и обнажил свою рапиру.
Прежде чем облегчить перевязь моей шпаги, я задумался, всего лишь на секунду. Что-то знакомое, но забытое промелькнуло в сознании, какое-то далекое прощание или обещанное прощение. «К черту сомнения», — вернулся я на пустынную площадь, и принял стойку: