Снова наливал и… выпадал из реальности! Водка стыла, окурок жег пальцы, а ОН все сидел, пялился в ночную пустоту и молчал…
Просыпался, выпивал, закуривал и опять писал:
«Для чего тебе это все?! Можно понять если бы ты был подвижник, аскет или чертов новый пророк! Но нет же!!! Обычный и банальный! Притом банальный настолько, что хочется либо расплакаться, либо рассмеяться, что, впрочем, неважно: Финал все равно один!»
Все было глупо, тупо и тошнотворно-примитивно. ОН не удержался и сплюнул на ковер. Жизнь разваливалась на куски. Ошметки дней дробили костлявый каркас надежд, с хрустом перемалывали сумбур желаний и суррогат задач. Обжигающий лед ЕЕ мертвенного равнодушия лишал сил и уничтожал, подобно океанскому цунами, щелкающему, как лесные орешки, стальные скорлупки огромных лайнеров. Палящий огонь неверности любимой поглощал ЕГО веру в себя. Каждое падение становилось предметом осмеяния. Каждая ошибка – предлогом для унижения.
ОН больше и больше убеждался в собственной несостоятельности. Пил неделями и убегал к забытым друзьям, на лицах которых читалось брезгливое недоумение. ОН месяцами не виделся с родными, не открывал дверь, не отвечал на звонки, прятался, стыдился показаться им на глаза...
Был пойман в ловушку. Не мог бросить ЕЕ, поскольку любил! Был не в состоянии взять себя в руки и решить проблемы! Нуждался в помощи, но так и не получал ее! Отчего страдал и пил все больше и больше… Хотя, куда еще больше! ОН и так пил не переставая!
Водка вызывала изменения в психике, подвергала мутациям эмоции и поведение. Ранее сдержанный и тихий даже в моменты сильного опьянения ОН стал походить на заряд тротила. На динамитную шашку, всегда готовую к веселью! Взрывался от любой мелочи, принимался орать, материться, плакать… Мог схватить стопку и швырнуть в стену. Мог расколотить зеркало, изрисовать черным маркером обои, разломать мебель. Покупал ножи, скальпели и опасные бритвы. Часами правил и без того острые лезвия. ОН резал свои руки, кромсал предплечья, запястья и кисти, а после – смотрел на капающую кровь и разваленные куски плоти. Пил, смеялся, плакал, орал, резал, смотрел, писал…
ОН сжился с мыслью о самоубийстве! Лишь выбирал подходящее время и нужные обстоятельства. Хотел, чтобы ЕГО смерть принесла ЕЙ боль!
ОН видел, что ОНА начала бояться. Видел страх в зеленых глазах любимой. Девушка все реже и реже находилась в ИХ общем доме. Уходила, пропадала, исчезала… Терялась из реальности и возникала в жутких кошмарах, сделавшихся еженощными гостями черноволосого! Утром содержание напрочь забывалось, вылетало из ошметков похмельной головы! Оставалась лишь память о НЕЙ…
***
В черных небесах висела зловещая луна. Огромная и желтушная, она изменяла привычные краски ночного мира, добавляя зелень в синеву и красноту в желчь.
ОН был пьян и грязен. ОН валялся в грязи! Мерзкая жижа пахла разложением и трупиками насекомых. ОН полз, в кровь обдирал руки. Звал на помощь, но не получал ответа...
Кругом звенела тишина. Лишь изредка пронзительно пищали летучие мыши да сверчок, страдающий бессонницей, заводил на старой скрипке грустную песенку…
ОН полз, полз, полз…
К НЕМУ тянулись ветви плакучих ив, ЕГО щекотали маленькие лапки рыжих муравьев. Грязь не отпускала, не позволяла подняться, лишь предоставляя возможность ползти. И ОН полз! Мучила жажда, голова раскалывалась на куски.
ОН с трудом перебрался через узкий овраг и огляделся. Кресты, могилы и памятники. Кованые решетки и покосившиеся оградки. Кладбище.
Было страшно и страстно хотелось покинуть погост, но грязь не давала подняться! ОН продолжал ползти, обливаясь холодным потом, замирая от призрачных шорохов и бархатного шелеста ветра. Мышцы ломило, в них полыхало пламя. Пальцы дрожали, вязли, но вдруг нащупали твердое. Надгробие.
Полированный камень приятно холодил. ОН оперся о могильную плиту из черного Саянского мрамора и поднапрягся. Затрещали сухожилия, захрустели суставы и кости. Грязь громко чавкнула в последний раз и отпустила. ОН сидел на плите, разминал запястья, массировал виски и затекшую шею.
Что-то завизжало и заухало. Раздалось хлопанье крыльев. ОН крутанул головой в поисках неведомой птицы. Взгляд упал на памятник, сделанный из того же черного мрамора, пробежал по эпитафии, остановился на имени, датах и… Застыл, вмороженный во время, пойманный в ментальную ловушку бездной черного ужаса, безумием кошмара…