Полумрак спальни кажется преддверием мира теней. Он пуст и страшен. ОНА, как в кокон, плотнее закутывается в пододеяльник и вглядывается в темноту, но видит только черное копошение неизвестного. Очень хочется расплакаться, но источники слез давно иссякли. Глаза остаются сухими озерцами, на потрескавшемся дне которых едва слышно шелестит кварцевый песок. ОНА разучилась плакать.
В комнате невозможно тихо. Женщина ворочается и вслушивается в грохот тишины. Он давит на барабанные перепонки, временами перерастая в назойливый комариный звон. Из-за неплотно прикрытой двери соседней комнаты доносится прерывистое, часто переходящее в бодрый храп, сопение восьмилетнего мальчика. Заложенный нос с рождения преследует этого малыша. Единственного мужчину в ЕЕ жизни. Безумно любимого, обожаемого сынишку.
Только он приносит женщине радость! Милый, добрый и улыбчивый, крепкий и рослый для своих малых лет, сообразительный и умный, не по-детски серьезный и обстоятельный, славный мальчуган. Сын брошенного черноволосого… Сероглазый ребенок, не знающий, кто его настоящий отец!
ОНА беспокойно ворочается и думает:
«А что было бы, останься ОНИ вместе?»
Вопрос возникает настолько часто, что сознание перестало на него реагировать. Мальчик вскрикивает во сне, и женщина моментально вскакивает. Накидывает короткий, едва прикрывающий бедра халатик и на цыпочках, дабы не потревожить спящего, входит в детскую.
В сыновней комнате душно. Пахнет пылью, одеколоном «Versace» и фиалками, полностью оккупировавшими пластиковое пространство широкого подоконника. ОНА отдергивает занавеску и распахивает окно. Противно скрипят шарниры, и в духоту устремляется живительная волна теплого июльского воздуха.
С высоты восемнадцатого этажа открывается изумительный вид. Далекая дымка неведомого, контурные очертания огромного города, плоские крыши домов, затянутые маскировкой черноты, редкие порталы освещенных окон. Чужая жизнь, чужие люди.
Начинает светать. Взгляд женщины невольно задерживается на восточном горизонте. Горизонт горит. Еще не сильно, мягко, но уже отчетливо видно, как огромный костер восходящего солнца безжалостно сжигает обрывки материи ночи. Нежно-розовая, лиловая, багряная, бледно-голубая… Краски ложатся на холст волнистыми мазками. Дрожат, ширятся… Картина восхода не доставляет женщине радость.
Сын беспокойно спит, звездой разметавшись по постели. ОНА тихонько присаживается на корточки возле изголовья. Как же он красив! Мой малыш, НАШ малыш!
Одна-единственная слезинка, медленно, с трудом выбравшись из изумрудного озера правого глаза скатывается по щеке. На миг зависает, раскачивается на невидимых молекулярных нитях и стремглав улетает вниз. Соленая капля разбивается о сморщенный, совсем не детский лоб мальчика. Он вздрагивает и, не просыпаясь, жалобно, по-щенячьи стонет. Женщина порывисто гладит сына по волосам. Черным и жестким, как проволока. Так похожим на волосы ЕГО отца!
— Все ради тебя. Позже ты поймешь и простишь меня, — шепчет женщина, наклоняется и целует гладенькую щечку ребенка.
Мальчик вновь вздрагивает, переворачивается на другой бок и принимается оглушительно храпеть.
В точности, как ЕГО отец!
Пред глазами вновь возникает черноволосый. Еще тот, молодой и прежний! Восторженно-серьезный юноша с печальным блеском выразительных глаз цвета остывшей стали. Такой убедительный и умный. Способный, но не собранный. Бешенный и молчаливый. Интересный и нудный. Разносторонний и многогранный. Жалкий. Слабый. Жестокий. Грубый. Нежный. Ласковый. Родной.
Единственная настоящая любовь…
Восемь лет назад женщина убила отношения, рассчитывая на перемены и руководствуясь рациональными опасениями за судьбу будущего ребенка. Но была не в силах уничтожить чувство! Дарованное небесами, сковавшее ИХ души надежнее самых прочных кандалов. Слившее кровеносные системы двух людей в единое целое. Перемешавшее потоки тонкой материи. Святое чувство настоящей любви, что не имеет равного по значимости, что выше звезд и жарче солнца, что больше, чем сама Бесконечность…