Кладу руку ей на затылок и надавливаю, подталкивая в нужном направлении. Однако едва девушка успевает взять в рот вполне себе готовый к бою член, как вместе со сдавленным стоном я бью ногой по тормозам.
— Ааай, — чешет она репу, ударившись о руль, — ты поаккуратней не можешь?
Снова нытье. Только вот на этот раз мне плевать, потому что причина резкого торможения все еще стоит перед машиной.
— Какого, блядь, хера! — рычу я, внимательно рассматривая дрожащее перед бампером тельце.
Колени сбиты, на улице минус, а она в одном подранном платье с багровыми разводами. Длинные золотистые локоны испачканы то ли грязью, то ли кровью, лицо тоже чумазое и покрасневшее от холода, а глаза стеклянные, пустые. Ощущение, что смотрят прямо сквозь меня, проникая в душу. В то время как синие губы подрагивают в беззвучной мольбе о помощи.
Крепче сжимаю руль и сам не знаю, почему тупо не выверну его в сторону и не уеду. Сколько ей? На вид ребенок, больше пятнадцати не дашь. Сглатываю, как под гипнозом продолжая изучать измученную девчонку, пока раздраженный голос Катерины не выводит меня из ступора.
— Марат, только не говори мне, что это, — брезгливо кривит лицо и тыкает в находку пальцем, — поедет с нами.
Я не отвечаю, наверное, не слышу ее или же просто не хочу слушать.
Тем временем глаза девчонки внезапно закатываются, и она просто падает под колеса. В груди неприятно стреляет, и я злюсь на себя, не понимая собственной реакции. До хруста сжав челюсти, упаковываю член в штаны и распахиваю дверь, чтобы уже через мгновение поднять на руки обмякшее тельце.
Птичка. Очень маленькая и хрупкая, и, видимо, всерьез побитая жизнью. Почему-то внутри начинает искрить раздражение. Наверное, из-за зародившегося где-то внутри необъяснимого желания защитить свернувшийся в объятиях комок, который совершенно неосознанно льнет ко мне, как к единственному источнику тепла. Будто ласточка к солнцу. А я ведь и спалить могу. Не нужно ей ко мне.
Однако мыслям наперекор я уже укладываю ее на заднее сиденье, тем самым подписывая девчонке приговор. И ей очень повезет, если мое помутнение пройдет, пока я везу незнакомку в свою постель.
Кажется, что она даже не дышит. Разве так бывает, чтобы за жалкие несколько минут грязная девчонка клещом пробралась под кожу? Чтобы небесно-голубыми глазами, этим взглядом испуганной лани пробила брешь в моей душе? Что-то есть в этой малышке такое, что заставляет меня смотреть на нее иначе.
Так, как ни на одну женщину еще не смотрел. Совсем рехнулся. В тридцать-то лет. И это открытие подобно взрыву. Оглушает.
Хмурюсь, пытаясь выбросить из головы нелепые мысли о дырке, которая возможно еще и не тронута… Блядь! Сегодня весь день по пизде пошел.
— Какой размер одежды ей подойдет? — раздраженно интересуюсь у своей спутницы, устраиваясь на водительском сидении.
— А мне-то откуда знать, что подойдет этой оборванке. Ты совсем не боишься, что мы заразимся от нее чем-нибудь?
— Хватит, Катя. Как приедем, купишь ей одежду. И не вздумай бесить меня.
— Ты ведь знаешь, что я для тебя все сделаю.
Капризные, ревнивые нотки мгновенно сменяются мягким мурлыканьем. Она тянет руку к моему ремню, собираясь продолжить начатое, но я грубо перехватываю ее кисть.
— Не сейчас, — отталкиваю от себя.
— Из-за нее? — вскидывается Катерина. Я лишь молчу в ответ. — Скажи еще, что к себе ее повезешь?
— Повезу. Только без истерик, ты знаешь, я их не терплю. Наберу тебя на днях и отвезу, куда захочешь.
— Я хочу, чтобы ты избавился от этой шаболды!
— Еще слово, и пешком по трассе пошагаешь. Усекла? — Сглатывает и затыкается, даря мне желанную тишину. — Умница, Катя.
Глава 3. Шурпа
Татьяна
С трудом разлепляю веки и несколько раз моргаю, будто сквозь слой ваты улавливая приглушенный мужской голос.
Папа? Папочка… он жив. Мне просто приснился кошмар.
Вскакиваю так резко, что в глазах снова темнеет, а тело отдается адской болью. В попытке сохранить равновесие хватаюсь за подлокотник дивана, выбивая из легких остатки воздуха.