— Извини, я не хотела тебя обидеть. Просто, когда я болею, становлюсь слишком агрессивной.
Я стою за его спиной и без колебаний кладу руки на мужские плечи.
— Поможешь? — кусаю нижнюю губу, практически переставая дышать.
— Сдавать когда?
— Послезавтра.
— Тогда потом.
Андрей разворачивается чуть быстрее, чем я успеваю это осознать. Секунда — и уже сижу на его коленях.
— Ой, — вздрагиваю, аккуратно возвращая свои ладошки на его плечи.
Его губы в паре миллиметров от моих. Так близко. Так желанно.
— Я заразная. У меня температура, — трогаю свой лоб, задевая костяшками пальцев и его лицо тоже.
— Официальный предлог не целоваться?
— Просто предупреждение: если через день сляжешь с какой-нибудь ангиной, ко мне никаких претензий.
— Без проблем.
Андрей фиксирует мой затылок своей раскрытой ладонью. Целует без промедления.
Меня затягивает в пучину этой сумасшедшей одержимости. Я все охотней признаю, что нуждаюсь в нем. Брошенные маме в запале слова о влюбленности обретают смысл. Мне кажется, я и правда влюбляюсь.
Отвечаю на его ласки. Растворяюсь в моменте. Поцелуй становится горячее, как и моя кожа. Теперь сложно разобрать, что это, непреодолимое желание или просто температура. Мне жарко. Агония, бушующая внутри, стирает абсолютно все границы.
Тонкая белая майка оказывается на полу. Я снимаю ее сама.
Смотрю в его дурманящие мое существо глаза, мысленно давая согласие абсолютно на все.
Дома тихо. Здесь нет никого кроме нас. Это прекрасная возможность. Мои пальцы хаотично трогают его плечи, шею. Я чувствую, как в меня вселяется что-то неподдающееся объяснению. По крайней мере, раньше такого не было.
Поцелуев все больше. Объятия все крепче.
В какой-то момент Андрей резко отстраняется и фиксирует мои запястья за спиной.
Он смотрит на меня таким взглядом… Я сглатываю и поджимаю губы. Его телефон, что лежит на столе, взрывается громкой мелодией. Мы оба приковываем внимание к дисплею, на котором сейчас читается лишь одно слово: «Мама».
Андрей освобождает одну руку и скидывает вызов. А потом и вовсе выключает телефон. В комнате вновь повисает тишина. Я слышу только стук своего сердца и учащенное дыхание. Нервы на пределе.
— Ты уверена?
Панкратов склоняет голову вбок и наконец-то выпускает мои руки из своего захвата.
— Да… нет… я не знаю, — тараторю очень сбивчиво, стараясь поймать внутреннее равновесие. Нужно быть рассудительной и благоразумной.
В голову закрадываются вечные мамины наставления, а что он обо мне подумает?
И правда, что он подумает, если я решусь перейти черту спустя месяц знакомства?
— Знаешь, — Андрей говорит тихо. Его взгляд падает на мою валяющуюся на полу майку.
Комнату вновь заполняет громкая телефонная мелодия. На этот раз звонят мне. С незнакомого номера. Недоверчиво кошусь на смартфон, замечая, как Андрей закатывает глаза.
Смотрю на него с немым вопросом.
— Это моя мать, — поясняет свое недовольство, кивая на экран.
— Что?
Я открываю рот в недоумении. Его мама звонит на мой номер? Смотрю на «звонящие цифры», зачем-то поочередно повторяя про себя каждую. Она знает, что Андрей здесь? Она знает обо мне? Да, мы виделись, но…
Меня начинает колотить. Мелкая дрожь становится мощнее. Так жутко и так невыносимо холодно.
— У них проблемы с братом, — сбрасывает звонок, — и она почему-то решила, что разбираться с этим должен я.
Всяческий романтический настрой пропадает. Я замыкаюсь в себе. Помню ведь, что она мне сказала тем утром. Слово в слово помню, и не думаю, что эта женщина хоть немного изменила свое мнение.
— У тебя поесть что-нибудь есть? — Андрей вырубает и мой телефон тоже.
— Только кофе и бутерброды.
Кормить его принесенными мамой продуктами я уж точно не буду.
— Тогда закажу.
Панкратов включает свой смартфон, сбрасывает сразу же поступающий на него входящий вызов и открывает приложение доставки еды.
Через полчаса нам привозят полноценный ужин на две персоны. Рыба на гриле, греческий салат, какой-то гарнир в горшочке. Внутрь него я даже не заглядываю. Все думаю о том, что происходит и куда же я влезла. А то, что я это сделала, сомнений нет.
Андрей запускает на ноутбуке фильм. Кажется, комедию, особого участия в выборе я не принимаю. Жую сочные салатные листья, немного восхищаясь Панкратовской непоколебимостью.