Расследование гибели Игоря оказалось в тупике. Предположение, что в квартиру забрались воры, отходит на второй план. Главной версией становится убийство из мести. Но кто мог хотеть смерти Игорю, даже не предполагаю. Ни московские друзья, ни местные ни разу не видели, чтобы Игорь с кем-то конфликтовал.
Так мне рассказал Арсен.
– Лиза, даже не думай тут остаться! Ты летишь со мной в Москву. В моём загородном доме уже все готово для тебя и малыша. Если надо, возле него будут круглосуточно дежурить медики, вооруженные лучшими лекарствами и техникой.
– Я так не могу.
– Не упрямься. Ты понимаешь, что случилось. Хочешь повторения истории? Думаешь, бандиты успокоятся? Ты же видела их. Понимаешь? Ты свидетель! А свидетелей такие люди в живых не оставляют. Это в роддом они пробраться не могут, вот и выжидают, а как только ты вернёшься в квартиру, могут появиться снова. Ты способна защитить больного ребенка и себя?
В словах Тавади есть резон. Мама тоже убеждает меня оставить Новосибирск.
– Лиза, послушай меня, пожалуйста, – уговаривает она. – Мне кажется, Арсен – это твоя судьба. Смотри, что получилось, когда ты свернула на другую дорогу.
Я молча выслушиваю ее упрёки, сцеживаю грудь и ухожу в палату недоношенных к сыну, как делаю уже в течение полутора месяцев.
Его перевели из реанимации неделю назад. Он дышит теперь сам. ИВЛ убрали и в носик вставили канюли. Появился сосательный рефлекс, я теперь прикладываю его к груди. Темочка потихоньку набирает вес. Я смотрю на округляющиеся щечки и плачу от радости.
Молока много, щедро делюсь им с соседним ребёнком. Мальчик родился в тот же день, но выглядит уже настоящим крепышом. Он яростно втягивает сосок, и я морщусь от боли, но потрясающее чувство нежности и счастья переполняет меня.
Сегодня в отделении оживлённо. Врачи и медсестры что-то бурно обсуждают. Я подхожу ближе.
– Что случилось?
– Представляешь, Лиза! – ко мне поворачивается возмущённая старшая сестра, Елена Ивановна, – мамаша-наркоманка решила забрать своего сына домой!
– Как? – я бросаюсь к кроватке молочного братика Темочки. – Нельзя! Ни в коем случае нельзя! Он же только в себя приходить начал.
И такой ужас вспыхивает в душе, словно это моего сына забирают и отправляют в наркопритон.
– А что мы можем сделать? Только сообщить органам опеки, чтобы взяли ее на контроль. Она мать ребёнка.
– Ее можно лишить родительских прав, – не соглашаюсь я. – Как можно отдать такого славного малыша наркоманке!?
– Ты думаешь, мы не понимаем? Столько возились с мальчишкой, надеялись, что она откажется. Даже семью для усыновления подобрали, а эта су...ка...
От возмущения у медсестры перехватывает дыхание, и она закашливается. Я подхожу к кроватке, где лежит малыш. Ему уже полтора месяца, он активно двигает ручками и ножками, смотрит на меня и радостно растягивает губы в ответ на мою улыбку. На его щечках появляются ямочки.
– Этот мальчишка так похож на тебя! – подходит сзади Елена Ивановна. – Вот если бы не знала твоего ребёнка, так бы и подумала.
– Будет вам, – отмахиваюсь от ее слов, – у нас просто одинаковые ямочки.
И вот эту кроху сегодня отдадут матери. Я наблюдаю, как его одевают для выноса, заворачивают в конверт, обвязывают голубой лентой, а сердце ноет и болит, словно забирают моего сына.
– Можно с ним попрощаться? – сквозь слезы спрашиваю Елену Ивановну.
– Иди уже.
Я целую розовую щечку, провожу пальцем по бровям, по крохотному носику. Прощай малыш! Пусть жизнь твоя будет наполнена радостью и счастьем.
– Ладно тебе, не реви! Своего напугаешь, – хмурится Елена Ивановна и забирает ребенка, у которого нет даже имени.
Но я не могу. Слезы катятся по щекам. С появлением сына я стала такой сентиментальной, такой чувствительной! Убегаю к себе в палату, чтобы дать волю эмоциям. Щелчок смс застает меня в лифте. Мутным взглядом рассматриваю экран, а потом широко распахиваю глаза, прочитав увиденное.